В моменты вспыльчивости, которые случались нечасто, его лицо становилось тускло-фиолетовым, а лысая макушка, напротив, сияла, как белый мрамор, и мешки под глазами набухали так, что казалось, они вот-вот лопнут. В такие моменты он выглядел просто отталкивающе.

Но для такого секретаря, как Джонс, который выполнял свои обязанности независимо от того, зверь его работодатель или ангел, и чьей главной движущей силой были принципы, а не эмоции, это не имело особого значения. В тех узких пределах, в которых кто-либо мог удовлетворить такого человека, он угодил главному управляющему; и не раз его пронзительная интуиция, доходящая почти до ясновидения, помогала шефу таким образом, что сближала их больше, чем могло бы быть в противном случае, и заставляла уважать в своем помощнике силу, которой он не обладал даже в зародыше. Между ними установились любопытные отношения, и кассир, которому принадлежало право выбора, получал от этого косвенную выгоду не меньше, чем кто-либо другой.

Так в течение некоторого времени работа конторы шла нормально и весьма успешно. Джон Эндерби Джонс получал хорошее жалованье, а во внешнем облике двух главных героев этой истории было мало заметных изменений, разве что управляющий стал толще и рыжее, а секретарь заметил, что его собственные волосы начали седеть на висках.

Однако в процессе работы произошли две перемены, и обе они связаны с Джонсом, и о них важно упомянуть.

Одна из них заключалась в том, что он начал видеть злые сны. В области глубокого сна, где впервые появляется возможность видеть вещие сны, его все чаще стали мучить яркие сцены и картины, в которых высокий худой человек, с мрачным и зловещим лицом и недобрыми глазами, был тесно связан с ним самим. Только обстановка была из прошлой эпохи, с костюмами ушедших веков, а сцены были связаны с ужасными жестокостями, которые не могли относиться к современной жизни, какой он ее знал.

Другая перемена тоже была значительной, но ее не так легко описать, поскольку он осознал, что какая-то новая часть его самого, доселе непробужденная, медленно пробуждается к жизни из самых глубин его сознания. Эта новая часть себя была почти что другой личностью, и он никогда не наблюдал ни малейшего ее проявления без странного трепета в сердце.

Ведь он понимал, что она начала следить за Управляющим!

Джонс привык, поскольку ему приходилось работать в условиях, которые были ему совершенно неприятны, полностью отвлекаться от дел, как только заканчивался рабочий день. В рабочее время он строго следил за собой и закрывал на ключ все внутренние мечты, чтобы внезапный прилив сил из глубин не помешал выполнению его обязанностей. Но как только рабочий день заканчивался, ворота распахивались, и он начинал получать удовольствие.

Он не читал современных книг на интересующие его темы и, как уже говорилось, не проходил никаких курсов обучения, не состоял ни в каких обществах, занимающихся полусказанными тайнами; но, встав из-за стола в комнате управляющего, он просто и естественно входил в другой мир, потому что был его старым обитателем, законным жителем, и потому что ему там было место. По сути, это был случай раздвоения личности, и между Джонсом из пожарно-страховой конторы и Джонсом из тайны существовало тщательно разработанное соглашение, по условиям которого, под угрозой серьезных штрафов, ни один из них не требовал другого в нерабочее время.

Стоило ему добраться до своих комнат под крышей в Блумсбери и сменить городское пальто на другое, как железные двери конторы с лязгом распахивались за его спиной, а впереди, на его глазах, сворачивались прекрасные ворота из слоновой кости, и он вступал в мир цветов, пения и прекрасных завуалированных форм. Иногда он совсем терял связь с внешним миром, забывая пообедать или лечь спать, и лежал в состоянии транса, его сознание работало далеко за пределами тела. А в других случаях он ходил по улицам в воздухе, находясь на полпути между двумя областями, не в силах отличить воплощенную форму от невоплощенной, и, вероятно, не очень далеко от тех слоев, где двигались, думали и находили свое вдохновение поэты, святые и величайшие художники. Но это происходило лишь тогда, когда какое-то настойчивое телесное требование препятствовало его полному освобождению, а чаще всего он был полностью независим от своей физической части и свободен от реальной области, без помех и препятствий.