Толпа прибывала с каждым днем. Теперь, почти через неделю после венчания Монфоров, уже тысячи стучат в ворота замка, размахивают факелами, швыряют камни, потрясают кулаками.

– Прогнать иностранцев прочь! – кричат они, забыв, что и их прадеды пришли из Нормандии, Германии, Уэльса. Граф Винчестер, чьи предки были шотландцы, разбил все свои бочки с французским вином, заявив, что к его столу будут подавать только «добрый британский эль». И сразу же список гостей на его пир в честь Св. Дэвида Шотландского сократился до нескольких че-ловек.

– Чертов Симон де Монфор! – выплескивает на Элеонору свой гнев Генрих в ее покоях, когда портные подгоняют на ней новое платье из Парижа. – Черт бы побрал его амбиции! Он всегда хватает то, что выше его. Из любви к Богу я бы отдал ему что угодно, кроме моей сестры.

– Но ты отдал ему сестру. – Элеонора поворачивается и разводит руки. – И не из любви к Богу, а из любви к своей сестре.

– Да, но где любовь к Генриху? Притязания Симона не знают границ. Скоро он потребует мой трон.

– Чепуха. – Она снова поворачивается. – Симон не только твой зять, но еще и француз. А французы, как мы сейчас ясно слышим, непопулярны в Англии.

– Лучше бы они прекратили этот шум. – Генрих топает к окну и захлопывает ставни. – Кричат, требуют голову Симона, а на каком основании? Он ничего не делал без моего согласия.

– Тогда скажи спасибо, что они не требуют твоей головы.

Входит дядя Гийом, только что со свадьбы дяди Томаса. Он готов обнять Элеонору, но мешают булавки на ее талии и боках. Генрих целует его, как давно пропавшего брата, он так рад видеть друга, что не замечает его мрачного настроения.

– Никто не требует вашей головы, Ваша Милость, но скоро может дойти и до этого, – говорит дядя. – Ваш брат пользуется большим влиянием в Англии.

– Ты хочешь сказать, что большим влиянием пользуется его кошелек, – говорит Элеонора.

– Думаете, за всем этим, – король указывает на окно, – стоит Ричард? И по такому пустяковому поводу столько шума?

Дядя скрещивает на груди руки:

– Ходят слухи, что граф Корнуоллский мечтает стать следующим королем.

– Он всегда считал себя более способным к правлению, – замечает Генрих. – И не раз мне об этом го-ворил.

Избавившись от булавок, Элеонора сходит со скамеечки.

– Для Ричарда важны деньги, а не власть. Он и так уже богат, как король, без всяких волнений.

– А королем он потеряет свое богатство, – говорит Генрих. – Одна Гасконь высосет его, как мозговую косточку.

– Он заявляет, что и так потерял большую часть своего состояния. – Дядя подходит к окну взглянуть на улюлюкающую толпу. – Все бароны пострадали, когда прибыл папский легат с требованием денег на очередную кампанию в Утремере.

– Я бы не стал слушать этих горлопанов. – Генрих подходит, чтобы закрыть и это окно. – Оттобуоно[33] – хороший человек.

– Он напоминает мне змею, – говорит Элеонора. – У него хитрые глаза, и он постоянно высовывает язык.

– И как у змеи, его укусы ядовиты. – Дядя протягивает руку, словно чтобы снова распахнуть окно, но вовремя останавливается. – Пусть только кто-то откажется платить – тут же получит отлучение от церкви. Я слышал, папа Григорий отлучил Роджера де Куинси.

– И наказание, несомненно, вполне заслуженно, – фыркает Генрих. – Попытайся донести это до его вилланов. При закрытых церквях – кто будет хоронить их умерших? Кто будет венчать? Кто будет крестить младенцев или совершать последний ритуал? Господ убивали и за меньшее.

– Женитьба Элеаноры и Монфора – только повод для восстания, – говорит Элеонора.

– Бароны хотят отослать Отто обратно в Рим, а Генрих отказался. Наверное, они думают, Ричард это сделает.