– Эй, тебе лучше знать! Ты ж принцесса, не я. Впрочем, я тоже принцесса, только я не родная дочь нашего короля, а приёмная. Но он меня всё равно любит, как родную! Он вообще всех своих подданных усыновил. Ну, тех, кто согласился, конечно.

– А как зовут вашего короля?

– Орлеан Первый. Во, как.

Тут до принцессы донеслось конское ржание и лай собак. Малиновка полетела поближе к дворцу, чтобы разузнать, что там за шум.

– Принцесса, а принцесса! Они идут сюда. Будешь прятаться от них? Или выйдешь навстречу?

Принцесса озадаченно посмотрела на птичку. Её ищут? Зачем? Она взглянула на часы. Ещё ведь рано. Нянюшка вряд ли успела хватиться своей воспитанницы. Да и не напутала ли чего-нибудь эта малиновка? Кто знает, может, это трудности перевода с птичьего…

Но своим глазам не верить было нельзя. С дальнего пригорка уже спускался конный отряд. Впереди на гнедом коне мчался старый король. Птичка озабоченно замахала крылышками и вспорхнула.

– Ну, если ты решила не прятаться, тогда давай уж, не томи! Эй, а тебе не влетит, что ушла без спросу? Ну ладно, как знаешь. Приходи ещё сюда, поболтаем!

И Зорька упорхнула. А принцесса сделала несколько несмелых шагов в сторону дворца.

– А отец-король всё всматривался вдаль до боли в глазах. Сейчас в его голове была одна мысль: где Лиззи? Куда делась Лиззи? Если бы еще не древнее пророчество… Как он мог забыть… Как?..

Лизочка! Ты спишь?

Папа посмотрел в лицо спящей дочери. Точно спит? Точно. Он снова поднял её вместе с пледом и аккуратно положил в кроватку. Пусть смотрит сладкие сны, принцесса моя золотая.

Папа на цыпочках вышел из комнаты Лизы. В просторной гостиной он обнаружил жену, как-то неестественно скорчившуюся и поникшую. Она сидела на банкетке посреди комнаты, прямо перед раскрытой коробкой, где лежала разобранная рождественская ёлка. На улице давно стемнело, но она, похоже, не зажигала свет, а просто сидела среди разбросанных зеленых веток с остатками прошлогодней мишуры, о чем-то глубоко задумавшись.

– Катюша, что случилось?

Жена подняла на него глаза.

– Тетя Люба позвонила. Они не придут в этом году на Рождество. Уезжают в Италию. Надо же. Кто бы мог подумать.

– Да-а. Это просто фантастика! Чтобы наши старые домоседки решились на такое! Это что же должно было случиться?

– Да Ирка купила им билеты в Милан. Хочет, видно, мать сплавить подальше на праздники.

– Катюш, да ты что? Радоваться надо за тётушек! Ну, и за Ирку тоже…

– А я им подарки к Рождеству уже приготовила… Как же без тётушек-то? – Катя будто не слышала мужа. – Я и не представляю себе Рождество без них.

– Кать, это же здорово! Можно такое устроить! Давай и мы куда-нибудь ка-а-а-к укатим? Или назовём полный дом друзей, как в студии, помнишь?

Лизин отец закончил когда-то театральную студию. Долгие годы работы в провинциальном театре отложили на него отпечаток, но в этом степенном заслуженном актёре нет-нет, да и угадывался прежний неугомонный Витька.

– Нет, Вить. Не хочу. Хочу ёлку. И мандарины. И тётю Пашу с тётей Любой. Они мне заменили мать. Рождество – это семейный праздник. Разве нет?

– Но тогда… тогда давай закроемся дома, ты приготовишь свою сногсшибательную индейку… и потом спокойно – понимаешь? – спокойно сядем за стол и поужинаем, наконец, так, как мы хотим!

– А до этого разве не так было? Разве мы не праздновали, как мы хотим? На что это ты намекаешь?

Виктор прикусил язык. Похоже, у них с Лизой опять будет грустное Рождество. Надо ёлочку с ней нарядить. Всё-таки ребенок хоть порадуется.

– Ну, я это и имел в виду, радость моя! Отпразднуем, как всегда!

Элиза снова села в большое уютное кресло. Так вот, значит, как… Людмила, оказывается, была в такой серьезной опасности… Да, она об этом вскользь говорила, но Элиза не обратила особого внимания. Это многое объясняет, но ничего не решает. Она живёт здесь и сейчас. И сказка ей отчаянно нужна здесь и сейчас. Кстати, почему она так сильно полюбила Богдана?..