Она смотрит на него недоверчиво.
ДОБРОРАДОВ, Однажды, представь, я умудрился дважды в месяц влюбиться! Прямо-таки как зарплату давали в то время: пятого и двадцатого. Правда, у меня, если не ошибаюсь, даты были более разнесены: кажется, второе или третье – а потом уж в самом конце августа: как шторм, как девятый вал, как аврал.
ИЛЛАРИЯ. Как что – что последнее вы назвали?
ДОБРОРАДОВ. Аврал. Это в моё время было круче шторма. Шторм что – пошалил и улёгся, а аврал! Аврал – это гарантия премии, прогрессивки и фондов сверх лимита.
ИЛЛАРИЯ. Ничего не поняла!
ДОБРОРАДОВ. И слава богу!
ИЛЛАРИЯ. Но вы-то откуда всё это знаете? Вы же писали всю жизнь для газет, а тут явно же что-то слышится производственное.
ДОБРОРАДОВ. Не только писал. Я «Атоммаш» строил! Вот прямо и непосредственно. Меня за вольнодумство, а больше – за своевольные поступки на год сослали из газеты на стройку. И стал я начальником отдела реализации УПТК…
ИЛЛАРИЯ. Чего-чего?
ДОБРОРАДОВ. Если полностью – управление производственно-технологической комплектации колоссальной стройки. Ты только вдумайся: два миллиона рублей строймонтажа ежегодно, а порою – и больше.
ИЛЛАРИЯ. Что-то негусто. Квартира вон стоит плохонькая дороже.
ДОБРОРАДОВ. Не те нынче миллионы – пустые, инфляционные, не то что советские, когда за рубль – всего-то две трети доллара.
ИЛЛАРИЯ. Что, правда, что ли?
ДОБРОРАДОВ (машет рукой). Мне уж теперь и самому не верится: то ли было это, то ли не было. Жизнь настолько переменилась, ты просто не представляешь. Но и тогда она у кого бурлила, а у кого – тлела… Да, ну и что теперь с Матвеем – развод и девичья фамилия?
ИЛЛАРИЯ. Похоже, что так…
ДОБРОРАДОВ. Печально. И весьма!
ИЛЛАРИЯ. Переживу.
ДОБРОРАДОВ. Но всё же жалеешь?
ИЛЛАРИЯ. Жалею, конечно. И ругаю себя: не надо мне было к вам приходить наниматься.
ДОБРОРАДОВ. Вот те раз? А это тут причём?
ИЛЛАРИЯ. Да при всём! Скажите, Сидор Изотович, а почему вы всё-таки взяли меня, а не кого-то из моих девчонок? Я ведь вам нахамила тогда, а они-то, наверное, лебезили.
ДОБРОРАДОВ. Ничего ты не нахамила!
ИЛЛАРИЯ. И упрямство проявила. Не пошла хозяину навстречу. А девчонки пошли?
ДОБРОРАДОВ. Да девчонки твои, только в дверь – как сразу раздеваться! Еле остановил, удержал от тотального обнажения.
ИЛЛАРИЯ. А меня наоборот к нему побуждали.
ДОБРОРАДОВ. Потому и побуждал, что хотел посмотреть, такая ли же ты или другая. Увидел, что другая – и взял.
ИЛЛАРИЯ. Ну вот, а Матвей мой посчитал, что я такая же…
ДОБРОРАДОВ. Ну и наплюй! Не стоит он, значит, тебя. В любимой девушке сомневаться – это ж последнее дело.
ИЛЛАРИЯ. Да всё вышло так глупо… Как-то сошлось, будто и правда я такая же, как Инга с Ириной. Я бы сама на его месте точно так же вспылила. Да они неплохие, только какие-то… беспринципные.
ДОБРОРАДОВ. Как ты сказала? Давно я не слышал подобных оценок. Неужто теперь снова в цене стали принципы?
ИЛЛАРИЯ. У меня лично они всегда были в цене. Так меня воспитали. Особенно бабушка постаралась. Вы же знакомы с ней?
ДОБРОРАДОВ. И очень близко.
ИЛЛАРИЯ. Насколько близко?
ДОБРОРАДОВ. Ну, ты уже взрослая, ты поймёшь: настолько, что ближе уже не бывает.
ИЛЛАРИЯ. Понятно… Вообще-то я так и думала. Бабушка так тепло о вас говорила – явно же не случайно.
ДОБРОРАДОВ. Она замечательная! И ты очень на неё похожа.
ИЛЛАРИЯ. На неё в молодости?
ДОБРОРАДОВ. Я её в молодости не знал. Мы знакомы с ней всего-то лет двадцать, если не меньше.
ИЛЛАРИЯ. Вы сблизились в таком возрасте?! А что, так бывает?
ДОБРОРАДОВ. Как видишь. А возраст-то тут не причём. Всё дело в здоровье и полноте ощущения жизни. Если человек хвор и жизнь ему не мила, то он и в твоём возрасте ничего уж не хочет.