– В честь Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

– А я вот еще спросить хотел. Знаю, что ты женщин избегаешь, уходишь в чащу иной раз. А если мы с Валей жениться надумаем, ты нас благословишь? – Ваня снова засмущался. – Мать сказала, ежели Аникий скажет, то и мы с отцом против не будем. Да они и так не против.

– Благословить любовь – дело доброе. Только венчайтесь в миру. А вот сохранить любовь – дело сложное.

– Да я ее всю жизнь любить буду! – почти вспылил неким сомнениям отшельника Иван.

– Конечно, будешь, – спокойно согласился монах. – Школу окончите, тогда и приходите. А можете и так приходить. Поет она хорошо.

– А ты откуда слышал? – Ваня даже бейсболку козырьком на затылок развернул.

– А кто третьего дня по лесу с ней ходил? Так славно она пела «Там, где клен шумит». Так только Зыкина пела. И откуда Валя эту песню знает? – подивился монах. – Потом еще современные ансамбли пели.

– Ага! Говоришь, ничего из той жизни не помнишь! – подловил собеседника Ваня.

– Хорошие песни – они сквозь историю живут. Пока народ жив. Это же душа народная поет.

– А Валя – она почему-то больше старые песни любит. У нее, представляешь, пластинки! Винил! И проигрыватель еще допотопный.

Неподалеку у кого-то под ногами хрустнули ветки. Ваня встрепенулся, всматриваясь в солнечную прозрачность еще не одетого апрельского леса.

– А ведь кто-то к тебе идет, Дядяникий, – насторожился он. – Без меня идут.

– Я знаю, – спокойно ответил отшельник. – Мать дочку ведет.

И правда, через три минуты на небольшой поляне, где трапезничали монах и юноша, появилась женщина лет тридцати, которая вела за руку испуганную бледную девочку лет шести. Обе были в темных платках, резиновых сапогах и долгополых плащах. Они стали бесцеремонно рассматривать сидящих у костра. Видимо, ожидали увидеть что-то другое. Тертая скуфейка на седой нестриженой голове Аникия, застиранный подрясник и прочные армейские берцы на его ногах, видимо, были не тем, чего они ожидали. А главное – он приветливо улыбался с половиной дымящейся картофелины в руках.

– Присаживайтесь, люди добрые, – позвал он.

– Нам Иоанникий нужен, – недоверчиво, но правильно назвала имя женщина.

– Я и есть он, – сообщил отшельник.

– Это дядя Аникий, – подтвердил на всякий случай Ваня.

– Да вы присядьте, отведайте с нами горячей картошечки с дороги. С областного центра ведь ехали, – снова пригласил Аникий. – Как вас зовут?

– Маргарита. А это, – женщина поправила чуть съехавший на лоб платок у дочери, – Ксения.

– Ксюша! – обрадовался Аникий. – Иди к нам.

Девочка несмело сделала несколько шагов к костру. Аникий разломил ей картофелину и протянул половину. Вторую – матери.

– Вот – еще грибочки чудные.

– Да мы не кушать пришли, – сообщила Маргарита.

– Я знаю, – ответил Аникий. – Только не ко мне надо было. К врачам. Они успеют, если всё вовремя сделать.

Женщина отложила на скатерть-тряпицу картошку и посмотрела на Иоанникия с вызовом.

– Да те врачи мне всю кровь выпили! А подруга сказала к вам идти. Вы ее дочь от немоты вылечили.

Аникий печально вздохнул:

– Я никого не лечу, не исцеляю. Это только Спаситель может. А девочка та не немая была. Просто говорить не хотела. Как увидела, что на Земле зло, так и решила, что говорить не стоит. Я ее просто убедил, что есть еще с кем, кроме Бога, здесь разговаривать. Она сначала со мной помолилась, а потом и с другими говорить стала. Вот и всё.

Маргарита смотрела на монаха недоверчиво.

– Так всё и было, – снова подтвердил Ваня.

– Стало быть, ничем не поможете? А мне сказали… – Маргарита сошла с лица.

– Вот она потому и не говорила… Но я вам помогу, – вернул женщине надежду Аникий. – Поедете в нейроцентр, там есть хирург – Георгий Иванович. Надо успеть, пока он не в запое…