Анька закусила губу и огляделась по сторонам. Галина информация касалась Сашки, но прийти к ней на чай не было никакой возможности. После завтрака нам нужно записать детей в кружки, и если мы захотим уйти, то Женька начнет ныть, а Сережа взывать к совести, сомневаясь в том, есть ли она у нас вообще.

– А это не может подождать до тихого часа? – на всякий случай поинтересовалась я. – Опять дают вареные яйца, и Валерка, кажется, снова устраивает свои конкурсы. Сейчас у нас сдвинется график…

– Конечно, не может! – перебила Анька. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Да, – поддержала Галя. – Что, у вас не может быть никаких срочных дел к старшей вожатой?

Думали весь завтрак. Делать это было сложно, потому что рядом сидели Женька с Сережей и нудели, что дети уже на второй день растеряли все воланчики и теперь кому-то придется идти на склад. Думали всю дорогу до корпуса, и на свежем воздухе мысль заработала быстрее. К тому же на волейбольной площадке был замечен Сашка, который помогал Марадоне привязать волейбольную сетку, что придало мысли еще большее ускорение.

– Придумала! – наконец объявила Анька и отвела меня к кустам сирени, чтобы поделиться деталями плана.

Третий пункт устава лагеря гласит, что вожатый всегда должен быть в доступе. То есть дети знают, что если им в три часа ночи приспичит попить или поговорить, то они всегда могут зайти со своей проблемой в вожатскую и им точно помогут ее решить. Правда, там они могли обнаружить вовсе не своих вожатых и даже физруков, которым тоже что-то приспичило, но чужих детей не бывает. Главное – нужная дверь всегда открыта. С другой стороны, это условие одновременно являлось и причиной того, что в вожатской могли оказаться физруки и другие посторонние люди. Но таковы правила.

Гарантией свободного доступа вожатых становилось то, что ключи от них (а на каждом этаже таких комнат было три) сдавали под роспись старшей вожатой, причем делали это сразу, а не тянули до второго дня, как мы. Именно такую ерунду мы наплели Сереже с Женькой, после того как построили оба отряда для похода на запись в кружки.

– Ну ладно, – пожал плечами Сережа, глядя на три ключа на моей ладони. – Только как можно быстрее.

– Да там дел на две минуты, – сказала Анька. – Вы даже до Гриба не успеете дойти.

По третьему стакану чая наливала нам Галя и все никак не могла подойти к сути дела. Она растягивала удовольствие. На столе беспрерывно кипел чайник, работал настольный вентилятор, на плане-сетке, который выполнял функцию скатерти, лежали два брикета сухого киселя и помидоры со вчерашнего обеда.

– Чем вас еще угостить? – Галя открыла скрипучую дверцу тумбочки и чуть не исчезла за ней полностью. – Сосисок не хотите? Не волнуйтесь, они не портятся.

– Галя, давай уже рассказывай, – попросила Анька. – Нам две минуты дали, а мы здесь уже полчаса сидим.

Галя не любила, когда спешат, но проявила уважение к нашей занятости и под шуршание вентилятора начала рассказывать. Заходила она сильно издалека, поэтому подробности того, как она оказалась ночью во втором корпусе с колодой карт, вместо того чтобы готовиться к церемонии открытия смены, можно опустить.

Итак, вчера вечером, в ту самую минуту, когда Ринат шел по парапету, чтобы сфотографировать фонарь, а Борода влетал в двери уже закрывающегося магазина, Сашка взял бубнового туза и проиграл Маринке, Гале и Лехе одно желание на троих.

Желание придумалось сразу, но оказалось, что с фантазией у них дела обстоят еще хуже, чем у Виталика, который второй день выпрашивал у всех твистер. Хохоча и подпрыгивая на одной из двух Сашкиных кроватей, Маринка велела своему напарнику выйти без штанов на козырек корпуса, оседлать табличку первого отряда и громко крикнуть «И-го-го!».