Опыт Чай Лин подтверждает результаты исследований Не Цзинбао о душевных травмах. До участия в протестах на площади Тяньаньмэнь в 1989 году Чай сделала три аборта. Напрямую связывать три прерванных беременности Чай с ее руководящей ролью в демократическом движении, конечно, нельзя. Однако аборты были для Чай Лин и многих женщин в 1980-е годы причиной гнева, боли и стыда. В своих мемуарах Чай объясняла, как аборт заменил презервативы или другие методы контрацепции, стал методом контроля над рождаемостью. «У нас не было полового воспитания дома, в средней или старшей школе», – писала Чай:
Даже если бы я все знала о репродуктивной системе, мне негде было бы найти защиту. В Китае пары не могли покупать противозачаточные средства, если они не были женаты… Китайское общество было пуританским в своих ожиданиях, но оно не объясняло, как подготовиться и справиться с юношескими эмоциями [Chai 2011: 46–47].
Отношение Шэнь Туна к сексу и противозачаточным средствам отличалось от отношения Чай Лин. И это понятно – он был мужчиной и ему не грозили аборты. Шэнь упоминал, что со временем презервативы в аптеках покупать стало проще. Он связывал распространение презервативов и абортов с политикой «одна семья – один ребенок». «Из-за государственной политики молодым людям стало проще вести половую жизнь. Это было удобно, потому что можно было контролировать рождаемость и делать аборты» [He 2014: 100].
В 1980-х аборты были широко распространены не только потому, что не все молодые люди знали о противозачаточных средствах или не имели доступа к ним, но и потому, что ограничительная политика сделала аборт обязательным для незамужних беременных женщин. Чай Лин писала о том, как забеременела во время учебы в университете: помимо аборта «не было других вариантов» [Chai 2011: 47]9. Ограничение рождаемости и необходимость аборта – важные причины возмущений в Китае 1980-х годов, в том числе в университетских городках.
Недовольство студентов вызывали и другие ограничения.
Ван Юань, студентка Пекинского университета (с 1984 по 1988 год), была рада, что смогла сменить специальность – с микроэлектроники на китайскую литературу. Свобода смены специальностей подтверждала ее индивидуальность. Ван и ее сокурсники много говорили о свободе, но в конце 1984 года в университете была введена политика выключения света в общежитиях в 23:00. В кампусе появились плакаты противоположного содержания. На одних утверждалось, что «взрослые мужчины и женщины должны сами решать, когда чистить зубы, умываться и ложиться спать», а на других было обозначено, что для восьми студентов в комнате достижение консенсуса относительно времени сна было невозможно. «Если бы в нашем государстве народа было меньше, демократия могла бы работать. Но в такой густонаселенной стране, как Китай, только диктатура может сохранить мир», – было написано на плакате в поддержку отключения света.
Ван Юань была в душевой, когда 10 декабря 1984 года в 11 часов вечера внезапно вступили в силу новые правила отключения света. Она с трудом смыла мыло с лица, ощупью пробралась через кромешную темноту в коридор и наблюдала за тем, как студенты кричали, поджигали петарды, ручки метел, ножки стульев, – все, что попадалось им под руку. После того как студенты накричали на жену ректора и разбили стеклянную витрину, беспорядки прекратились. «Адреналин прошел, и его место заняло опустошение. На следующий день политика отключения света нас не волновала. Большинство из нас к этому времени уже крепко спали», – вспоминала Ван. Сокурсники были раздосадованы ограничением свободы и пытались связать отключение света с более серьезными проблемами – личных прав и демократии, но – по крайней мере в 1984 году – им не хватило сосредоточенности и направленности усилий [Wang 2019: 58–59, 60–63].