С 13 марта 1933 года, после создания министерства, Геббельс стал контролировать одновременно и партийный, и правительственный аппарат пропаганды. Между ними возникло определенное разделение труда. Министерство продумывало сценарии агитационных акций, а отдел пропаганды НСДАП – обеспечивал их массовым участием. Кроме того, преимущественно по партийной линии осуществлялось изучение реакции масс на различные агитационные мероприятия.
Сценарии мероприятий, в которых участвовал Гитлер, расписывались до минуты. Даже в ошеломляющих по масштабу празднествах с огромными массами людей фюрер лично проверял мельчайшие детали: он тщательно обдумывал каждое действие, каждое перемещение, равно как и декоративные детали украшений из флагов и цветов и даже порядок рассаживания почетных гостей. И это далеко не мелочи, как говаривал старина Мюллер из «Семнадцати мгновений весны». Ведь от того, сколько человек окружают оцениваемого аудиторией лидера, каковы их облик и поведение, зависит, какие особенности во внешнем облике лидера мы выделим и оценим.
Даже рядовые рабочие визиты Гитлера в низовые нацистские организации тщательно подготавливались. Сперва в намеченное гау прибывал высокопоставленный уполномоченный. Он сообщал, какой гостиничный номер снять Гитлеру, как его встречать, сколько бутылок минеральной воды поставить в президиум; регламентировалось все – церемониал встречи Гитлера, поведение председательствующего, размер платы за аренду и прочее: «Адольф Гитлер не говорит с кафедры, кафедра поэтому убирается» и т. д.
Собрания происходили, как правило, вечером, в полном соответствии с концепцией Гитлера, прописанной им в «Майн Кампф»: «Утром и даже днем нервные силы человека еще достаточно велики, для того, чтобы они могли противостоять попытке навязывания чужой воли, они сопротивляются чуждому мнению. И наоборот, вечером они легче поддаются превосходящей силе другой воли». Электрическое освещение, чередуемое с периодически наступающим полумраком, использовалось для создания особой атмосферы единения и чуда, что было подсмотрено Гитлером в практике христианского богослужения: «Той же цели (подавлению собственного мнения. – К.К.) служит также искусственно созданный, но все же таинственный сумеречный свет католической церкви, горящие свечи, курение фимиама, курительные чаши и т. п.» (1).
Пока знамена, маршевые ритмы и крики погружали массы в состояние предпраздничной суматохи, сам он, нервничая, сидел в гостинице, пил минеральную воду и выслушивал частые донесения о настроении в зале. Нередко он давал еще несколько полезных указаний или подсказывал особо тщательно сформулированные сообщения для оглашения их в зале. И только когда нетерпение масс грозило выдохнуться, он отправлялся в путь[19].
Итак, фюрер появлялся в зале только после того, как толпа была соответствующим образом подготовлена. Вступительное слово председателя собрания длилось не более пяти минут. А со времени появления Гитлера на трибуне до начала его речи должно было пройти 10–15 минут (5-10 минут было отведено на овации). Точно просчитанному ритуалу открытия митинга соответствовала и его заключительная часть. В шум и восторженные крики врывалась музыка оркестра, исполнявшего «Германскую песнь» («Германия превыше всего») или партийный гимн «Песня Хорста Весселя»: «Выше знамя! / Сплотить ряды! / СА марширует / Мужественным твердым шагом / Товарищи, расстрелянные / Красным фронтом и реакцией / Незримо маршируют / В наших рядах вместе с нами».
Гитлер салютовал направо и налево и уходил, пока музыка еще играла. Целью стремительного ухода было стремление оставить нетронутым катарсис, в котором пребывала публика в конце выступления, впечатление сплоченности и единства, да и просто необходимость задержать собравшихся, пока Гитлер покидал переполненное помещение.