Стал от времени зелен.
Возле пруда движок
Тарахтит, виноватый…
Продал дачу дружок,
Следом третий и пятый.
Где ты, прежняя рать?
И Данильченко умер,
И решал продавать
Домик свой Полануер.
Сам себе господин,
Получается, ныне
Из поэтов один
Я теперь в «палестине»?
Полон ягод бидон
И в придачу три банки…
Двадцать пятый сезон
Я летую в Песчанке.
Никого не видать…
Чего ради стараться?
Может, тоже продать
Да и в город податься?
Покурю, погрущу…
Приезжайте, поэты!
Я вас всех угощу
Спелой ягодой лета.
«Дождя серебристая сетка…»
Дождя серебристая сетка.
Ой, радуга как расцвела!
Вот снова она, семицветка,
Над старицей плещет крыла.
Опущенных крыльев изгибы
Неясного цвета полны.
Какие-то крупные рыбы
Взлетают на гребень волны.
Всего лишь мгновение ока
Парят над водою, легки,
И, радужны, снова глубоко
Уходят в пучину реки.
Но вот тяжелы, словно пули,
Ударили капли… И вмиг
Мои поплавки затонули
И свет поднебесный поник.
«Тополиный вьётся пух…»
Тополиный вьётся пух.
Семена роняет вяз.
Зóрю прокричал петух,
В стойку гордо становясь.
Обругав ночную темь,
Продолжая зорю петь,
Он взобрался на плетень,
Собираясь улететь.
Горлопан, он в сотый раз
Свой подпитывает дух…
Семена роняет вяз.
Тополиный вьётся пух.
«За лесом глухо заухал…»
За лесом глухо заухал
Сердитый гром-дровосек.
Сухо так, что травинка
Не выспевает росой.
Покойно почившую пухом
Пыль просёлка посек
Сабельною атакой
Летний ливень косой.
Остро ноздри щекочет
Прибитая пыль на току.
Мочит ливень пшеницу,
Не прибранную в закрома.
Как краснопёрый кочет
Корявое «кукареку»
В хор поутру вставляет, —
Яро гремят грома.
Что-то случится, право,
И не минует нас.
Нежность, как ливень, хлынет
В души – твою и мою.
Покрасовавшись, плавно
Пламень потух, погас…
Радуга-семицветка,
Не затухай, молю!
«За мой тополь, что сник от жары…»
За мой тополь, что сник от жары,
Задыхался от жажды,
Надувные, цветные шары
Зацепились однажды.
Может, бал отшумел выпускной?
Брак отмечен законный?
Новогодней, нарядной сосной
Тополь стал заоконный.
Вот такие, мой друг, чудеса
Приключаются летом!
А шары, провисев с полчаса,
Были сорваны ветром.
Есть всему и предел, и черёд.
Я – не скаредный барин.
Пусть кому-то ещё Новый год
Будет ими подарен.
«Тени веток у обочины…»
Тени веток у обочины
Шевелятся, как гадюки.
Не пойму я: что же прочили
Мне полуночные звуки?
Им душа моя доверилась,
На семи ветрах продута.
В тишину совсем не верилось,
А она пришла под утро.
Перед тем, когда осмелились
Вновь затенькать птичьи стаи,
По дороге ползать змеями
Тени веток перестали.
Тишины всего мгновение
Сердце чутко уловило.
Это утра откровение
Настоящим чудом было.
И опять многоголосие,
Но не то – с ночною жутью —
Покатилось вновь по просекам,
По весеннему распутью.
Не пугая, только радуя,
С каждым часом веселея,
Расцветая первой радугой,
Первой ягодою спея…
«Сбор клубники – комары да мошки…»
Сбор клубники – комары да мошки.
Спелые беру, а не подряд.
Две сороки скачут по дорожке,
Видно, что-то стырить норовят.
Полетела в сторону их палка.
Я любуюсь на «парад-алле».
Знаю, что их манит зажигалка,
Что лежать осталась на столе.
А она, как золотая брошка.
Сбоку – перламутровая нить…
Ладно, соберу ещё немножко
И, пожалуй, стоит покурить.
Палкой погрожу сорочьей паре,
Сигаретой крепкою дымя,
Ведь иначе эти злые твари
Искусают до крови меня.
««Коромысло над рекой повисло…»
«Коромысло над рекой повисло…
Над загадкой стоит ли мудрить?
Без подтекста и второго смысла
В этом мире стоит говорить.
Надо всё, что вживе рядом с нами, —
Напрягаться стоит ли уму! —
Называть своими именами,
Мудрствовать лукаво ни к чему…»
Так-то оно так. Оно, конечно,
В чём-то прав ты, озирая свет,
Коль тебе едино —
в зимний, вешний