Last but not least. Мы щепетильно соблюдали правила коммерческой гигиены: не участвовали в приватизации, ни у кого ничего не забирали, аккуратно платили по долгам.

В середине 1990-х в Украине складывались базовые институты Третьей республики. Осенью 1994-го с трехлетним опозданием прошла либерализация цен. В 1996-м Рада приняла новую Конституцию, предоставившую большие полномочия президенту, но сохранившую за парламентом куда больше власти, чем в соседней президентской республике – России. После введения национальной валюты удалось подавить инфляцию: в 1997 году потребительские цены выросли всего на 10 %. В результате массовой приватизации доля частного сектора в экономике выросла с 15 % в 1993-м до 55 % в 1997 году[10]. Отступила на задний план угроза сепаратизма, подогревавшегося в Крыму российскими реваншистами.

Этими успехами Украина во многом обязана своему второму президенту, Леониду Кучме. Я познакомился с ним в 1994 году, во время его президентской кампании. В Харькове за нее отвечал Владимир Гринев – профессор, доктор наук. В годы перестройки он стал одним из лидеров демократических сил в Украине и продолжал играть эту роль в первые годы независимости. Летом 1994-го он приехал к нам в офис – убеждал, что лучшего кандидата в президенты, чем Кучма, нет и не предвидится. Аргументы, которые он приводил, я уже не помню, помню, что в тот вечер первый раз в жизни попробовал виски.

Кучму называют отцом олигархической модели. Это и так, и не так. Он не скрывал, что считает неверными рецепты, предлагавшиеся Украине западными экспертами. Вот что он писал в середине 2000-х:

«Капитализма без капиталистов, без национальной буржуазии, в том числе крупной, не бывает. Нас все 15 лет нашей независимости толкали на путь создания капитализма мелких лавочников, малого предпринимательства, капитализма без крупной национальной буржуазии. Как в Польше… Такая модель убийственна для Украины. Она убийственна даже с точки зрения украинской экономики – ее основу составляют промышленные гиганты. И что? Отдать их «дяде»? А для украинцев оставить лишь сферу обращения и пошивочные мастерские?»[11]

Кучма делал ставку на крупный украинский бизнес. Проблема была в том, что в середине 1990-х такого бизнеса просто не существовало. Отсюда – приватизация «по разнарядке»: доступ к самым лакомым кускам промышленности был ограничен узким кругом предпринимателей, которым власть могла доверять. Они-то и станут в дальнейшем украинскими олигархами.

Кучма был государственником. Он стремился находиться над схваткой, разрешая противоречия между олигархами. Он искусно лавировал между выращенными им капитанами бизнеса и не допускал доминирования даже своего зятя Виктора Пинчука.

В отличие от Януковича, второй президент не хотел быть главным олигархом. Для Кучмы крупный бизнес был лишь одним из инструментов, с помощью которых он осуществлял свою власть. Параллельно он выстраивал мощные государственные вертикали – железнодорожную монополию, милицию, налоговую службу. Эти структуры были автономными и независимыми от олигархов – по сути, отдельными центрами власти.

Прошлой зимой я побывал в прикарпатском селе Гута, где в 2001 году Кучма устроил себе президентскую резиденцию. При следующем президенте там возвели огромное, напоминающее замок здание для саммитов и прочих торжественных мероприятий. Километрах в пяти от него стоит деревянный домик с одной большой комнатой и несколькими подсобными помещениями. Это сооружение – лучшая иллюстрация представлений о «роскоши» президента Кучмы.

Первую глубокую ревизию наших планов мы с партнерами провели в 1997 году. Новая стратегия была расписана до 2011 года. В этот год мне должно было исполниться 40 лет. Во многих своих аспектах этот план довольно точно описал будущее медиабизнеса, который стал известен как «Украинский Медиа Холдинг» (или UMH Group). В 2011 году, полагали мы, выручка компании должна превысить $200 млн, а прибыль – $50 млн. Мы оказались неплохими прогнозистами: в лучшие годы оборот UMH достигал $170 млн, а EBITDA