А вообще, приятно возвращаться на предначертанную дорогу. «Хорошая погода!» – говорит не только пятая точка, но и глаза, да и кожа всеми волосками за. Трава и кустарники лениво шуршат, испытывая свежие оттенки жёлтого и багряного. Впрочем, зелени ещё много; видать, поверила в мощь нежданной оттепели. Оттепель почти иссякла, и низкое солнце едва греет, но каждый красный листочек просто пламенеет от его лучей. Вдыхаю. Воздух подсох, так что не очень холодно, несмотря на голубизну неба, обнажающего Землю на смех прославленным космическим морозам. Какой-то рыкылкыл висит над портами, как россыпь серо-синих щепок. Что-то разгружают. Облака обходят их поверху, не задевая даже тонкие, едва заметные нити дыма, уходящие в бездну. Пузатые, освещённые солнцем, но всё равно холодные, облака проплывают поверх холмов, оставляя жёлто-серые светотени почти планетарных размеров.

Да, в Новоултарске существуют цвета. Наш город вообще город цветов. Вот, например, фонарные столбы уже не голубые, а серо-зелёные в розовую крапинку. А завтра будут ещё какие-нибудь серо-буро-малиновые. Или, вон, молодой человек стоит, тоже серо-зелёный, только крапинки не видно, а так очень похож. Интересно, вчера он тоже был голубой?

Фонари стоят рядком до самого конца улицы и не двигаются. Молодой человек стоит в одном ряду с ними и тоже не двигается. Мимикрия, однако. Хотя нет, шевельнулся. И не просто шевельнулся, он уже вовсю машет верхней частью тела. Верхняя часть тела включает в себя торс, голову и две руки. Все эти члены извиваются эффектно и пластично и должны по идее напоминать языки пламени, но напоминают конвульсии придавленного паучка. Странный танец. Ну вот, опять застыл. Где остальные люди? Где гостиные? Где мять? Лучше бы фонари вот так же станцевали, и тогда я бы честно удивился, а не корил себя за то, что отвлекаюсь на всякий ёпатык.

Всё, хватит созерцаний, пора за дело.

Я выхожу на середину дороги с какой-то ясной целью, давно разосланной по всем конечностям и потому невыразимой словами. Видимо, зря. Торможу и оглядываюсь. Чувство брошенности пролетает навылет, но оставляет след. В самом деле, почему так безлюдно? Где мячики с мальчиками, где рыбаки? Кто-нибудь в этом городе ещё умеет шевелить нижней частью тела?

Умеет. Целых две фигуры. Они идут в мою сторону не спеша, успевая прописаться в пейзажах весьма выгодным образом. Идут вместе, не отпуская друг друга (в отличие от некоторых) не только из жизни, но и из объятий.

Вот это уже интересно. Кто из наших с кем замутил, почему я не знаю?

Никто; чужие люди, взрослые, мужчина и женщина средних лет, старше меня раза в три; может, даже старше моих родителей. Хотя выглядят молодо. Или просто ведут себя так. Улыбаются, смеются, шепчут на ушко, склоняют головы друг другу на плечо и рисуют пальцами воздушные фигуры, видимые им одним.

– Здравствуйте, – зачем-то говорю вслух, хотя специально отошёл к фонарю, чтоб не заметили. Даже улыбку напялил, идиот. Сейчас опомнятся, начнут орать, что я довёл их сына до боли в ягодицах или дочь до боли в других местах… да никого я не доводил, сами за своими детьми следите, а мне вообще…

– Здравствуй, – молвит женщина нежным контральто. – Как дела? Ты один гуляешь?

– Я? Ага. Да. Один.

– Как мама с папой?

– Ничего, нормально. Спасибо.

– Всё в порядке? Ты какой-то грустный.

Да нет, не грустный я. Я удивлённый. Они смотрят на меня как на любимого племянника, не размыкая объятий, и я, глядя на них, волей-неволей вижу вестников из страны вечного счастья и весны. И по ходу дела замечаю, что у мужчины синяк на подбородке и чуть выше, под скулой, а у женщины рассечена бровь и нехорошая ссадина на щеке. Однако же!