– Будете жить спокойно, – ответил гость.

– Вы знаете, мне уже за семьдесят, и в мои годы, как правило, не меняют место жительства и среду обитания. Я прожил долгую и интересную жизнь, в которой было всё. Я – один из богатейших мужей Европы, кумир десятков миллионов людей, четырежды глава правительства своей страны и тот, о ком до сих говорят и спорят. Неужели я могу позволить себе уподобиться крысе и бежать?

– Ну, зачем так радикально? – заметил гость. – Предположим, что вы захотели развеяться и навестить другую страну, которая впоследствии вам понравилась настолько, что вы решили остаться там.

– Это не меняет сути. К тому же этим я дам шанс своим врагам заработать на моём отъезде их «политические дивиденды». Не могу же я лично способствовать их карьерному росту! – возмутился опальный политик.

Собеседники продолжали разговор, потягивая горячий брюле. За окном подходил к концу последний месяц года. Подходил к концу и очередной календарный год, который принёс свои радости и разочарования, взлёты и падения каждому из собеседников.

– Возможно, в чём-то я ошибался, в чём-то по-своему правы мои гонители, – продолжал хозяин дома, – но я всегда хватал Фортуну за юбку: то поджидая её, то догоняя. Я привык брать от жизни всё. Consuetudo est аlterа natura[4], как вы знаете. Посмотрим, что будет, когда буря уляжется.

– А вы уверены, что буря уляжется? – озабоченно заметил гость. – Исходя из текущего положения вещей, вы, скорее, проигрывающая сторона. Может, плюнуть к чертовой матери на всё и ретироваться? – предложил гость.

Немного помолчав, опальный политик ответил:

– Я буду откровенен с вами, уважаемый друг. Если бы сейчас смертная казнь существовала в нашем законодательстве, и мой смертный приговор должен был быть приведён в исполнение завтра, то я бы дожидался своего часа здесь. Я бы предпочёл однажды сгореть факелом Нерона в своём родном городе, чем годами гнить на чужбине, пусть даже и в роскоши. Я предпочту смерть героя жизни предателя. Malo periculosam libertatem quam quietum servitium[5]. Плохой ли я, хороший ли, но я хочу умереть, как патриот своей страны. Если не современники, то потомки оценят меня.

Воцарилась пауза. Собеседники с уважением и пониманием смотрели друг на друга. Каждый из них осознавал, что не ошибся в выборе своих симпатий в прошлом. Они ощущали свою принадлежность к одной и той же породе людей, хотя и к разным её подвидам: оба являлись прожженными волками – один в бизнесе, другой в политике.

– Права пословица, говорящая, что друзья познаются в беде, – прервал паузу хозяин дома. – Вот вы, например, невзирая на мою опалу, на свою полнейшую занятость и позднее время суток, навестили меня и интересуетесь моим положением, даже помощь предлагаете. А кто-то уже поставил на мне крест. Особенно обидно, когда это делают твои должники или те, кто работают на тебя.

– Перебежчики из стана дружбы в стан врага – не редкость в политике, – заметил гость. – Однако согласен с вами – пахнет скверно.

– Я вот этими руками, – продолжая разговор, хозяин дома поднял свои руки на уровень лица, – взрастил собственного могильщика, сделав его министром и своим представителем в правительстве. А он, сукин сын, вёл себя услужливо, пока мои дела шли более или менее в гору, и отрёкся от меня сразу после моего отстранения из сената!

Опальный политик встал с кресла и подошёл к камину. Огонь в камине жадно пожирал деревянные поленья, издавая довольный хруст. Хозяин дома любил смотреть и слушать, как горит огонь, как он расширяет пространство своего владения, распространяясь вширь и ввысь. Наш герой ассоциировал себя с огнём, с его мощью и энергией, с его манерами и поведением. «Огонь может быть потушен, – думал он, глядя на огонь в камине и проецируя свою текущую ситуацию на него, – но он так же легко может разгореться вновь от одной только искры», – хозяин дома улыбнулся. Немного подержав ладони над пламенем, он вернулся в своё кресло в несколько приподнятом настроении.