Мы уставились на него.

– Э-э… а вы кто? – спросила Шлёпа.

Здоровяк опустил огромную голову. Вид у него был довольно нелепый.

– Шутить изволите, мисс Шлёпа? Я ж Бульдог, телохранитель ваш. Извольте проследовать за мной, Боб уже машину подогнал.

– А что за машина? – не поняла Шлёпа.

– Он думал, вы розовый лимузин на сегодня просили, раз вас четверо, но если предпочитаете «Роллс-Ройс» или красный «Феррари» – сделаем, – угодливо сказал он.

Шлёпа сглотнула.

– Ну, полагаю, розовый лимузин сойдет, – хихикнула она. Потом встала и взяла Моди под мышку. – Пошли, что ли, – повернулась она к нам.

– Ты что, нельзя садиться в машину к незнакомому дядьке! – зашипел Робби.

– Он знакомый дядька. Он нас знает. Он работает на нас, – поняла Шлёпа. – Мы богатые и знаменитые.

– Это точно, – сказал Бульдог. – Про вас опять во всех газетах пишут, мисс Шлёпа, а телевизионщики прям ошалели – так мечтают вас на свои шоу заманить. Грэм Нортон и Пол О’Грэди разругались и не разговаривают, а Опра собирается свой личный самолет аж из Америки прислать, только бы заполучить вас к себе на передачу[10].

– Ого! – с восторгом воскликнула Шлёпа. – Ну пойдемте же, ребята. Айда в лимузин!

– Надо ж папу и Элис предупредить, нет? – тормознула я.

– Ага, можно подумать, они нас отпустят, если мы скажем, что едем с вот такенным дядькой-гориллищей по телику выступать, – зашипела Шлёпа. – Это всё ненастоящее, Розалинда. Это волшебство – и это всего на один день. Можешь остаться и всё испортить, если тебе так хочется, а лично я собираюсь отрываться.

– А мы что, тоже знаменитые? – спросил Робби. – Жалко, нельзя папе рассказать. А чем я знаменит? – Он потянулся к ближайшему дереву – просто проверить – и попробовал подтянуться. Не вышло.

– На сей раз ты точно не гимнаст, – сказала Шлёпа. – Всё, мы идем, Бульдог.

Она зашагала рядом с ним, унося с собой Моди.

– Пошли посмотрим, правда там розовый лимузин или нет, – шепнула я Робби. – Не бойся. Я не дам ей сесть в машину, и уж конечно не с Моди.

Держась за руки, мы поспешили за ними. Вдалеке послышался шум. Он все нарастал и нарастал – а потом мы увидели за деревьями толпу народа. Люди чего-то ждали, болтая, пихая друг друга локтями и держа над головой наготове мобильники, чтобы фотографировать.

– Чего они ждут? – спросила я, когда мы подошли ближе.

Вдруг толпа заревела. Люди бросились к нам, фейерверками засверкали вспышки фотокамер.

– Они ждут нас! – поняла Шлёпа.

Бульдог протискивался вперед, широко разведя руки, чтобы прикрывать нас, а два лба-охранника, еще больше его, оттесняли толпу и не подпускали к нам чересчур резвых фанатов.

– И впрямь! – Я оглядела себя в надежде, что, может, уже превратилась в холеную и взрослую звезду, загорелую, на каблуках и в сверкающем платье с вырезом. Но нет, я осталась собой: мышиные косички, не очень чистая футболка и джинсы с прорехами на коленях после вчерашнего лазанья по сосне. Робби тоже внешне не изменился – волосы сзади торчат, очки немного набекрень. Шлёпа выглядела по-прежнему – футболка маловата, пузо торчит, блестящие кроссовки все в песчаной пыли. Моди всегда загляденье – чудные светлые волосы, и большие голубые глаза, и милая улыбка, – но сейчас у нее текло из носа и она беспокойно сосала палец.

Конец ознакомительного фрагмента.