– Найдем что нужно.

– А что нужно?

– Пару мешков с гексогеном, – он хохотнул от собственного остроумия. – На кухне под столом прятал. Не мог место лучше найти. В протокол это уже внесли, не волнуйся. А на склад за настоящим гексогеном по дороге заскочим.

На кухне под столом у меня лежали два мешка с сахаром.

– Веселый вы человек, – оценил я. – Легко вам, наверное, живется.

– Еще бы зарплату добавили, нормально бы жилось, – старший сначала капитальнейшим образом выматерился, а потом непритворно вздохнул.

Я, кстати, запомнил, что деньги из моего шкафа были переложены именно в его карман. Там было около восьми тысяч фунтов стерлингов. Это больше десяти тысяч долларов. И не заметил, чтобы их пересчитывали, и не слышал, чтобы сумма была занесена в протокол обыска.

Отвезли меня в следственный комитет при прокуратуре. Доставили в кабинет с дверью, обитой искусственной кожей. Там не каждая дверь так обита... Я сразу подумал, это для звукоизоляции. Значит, на допросах бить будут. Но сам кабинет вовсе не напоминал комнату для битья и даже на инквизиторскую камеру пыток походил мало. В кабинете был сделан евроремонт. И такие стены никто не будет кровью забрызгивать.

Два омоновца, те, что тыкали стволами автоматов мне в ребра, остались за дверью, а в кабинет вместе со мной вошел только старший, с тонированной защитой лица на шлеме. В кабинете, одетый в синий прокурорский мундир, сидел следователь и что-то выстукивал на клавиатуре компьютера. Следователь махнул рукой, показывая на стулья у стены, и ничего не сказал, желая, видимо, закончить какую-то срочную работу.

Сопровождающий мент молча подтянул к себе мои руки и снял наручники. Я киношно потер запястья, разгоняя застывшую в кистях кровь. Видел в кино, что так делают люди, и тоже сделал. Я очень надеялся, что произошло некое недоразумение, которое сейчас вот разрешится, как только следователь закончит свой эпохальный труд. Мне до сих пор никто не объяснил, какие конкретные обвинения мне предъявляют, а огульное обвинение в терроризме звучало лично для меня просто глупо. А как оно вообще могло для меня еще звучать? Я не только к терроризму никогда не имел никакого отношения, я даже политической деятельностью не интересовался. И все то время, когда в Чечне шла вначале первая война, а затем вторая, я провел в Санкт-Петербурге, где учился и первоначально работал, а в Грозный вернулся, когда здесь уже все улеглось, когда начали работать вузы, и меня пригласили в родные пенаты преподавать. У меня не было никаких связей ни с террористами, ни с бандитами ни в Санкт-Петербурге, ни в Грозном. Даже занимаясь карате, я выступал не за свою республику, а за команду санкт-петербургского клуба, а в Грозном по возвращении домой только форму поддерживал, уже полностью отойдя от активного спорта, хотя возраст еще позволял участвовать в соревнованиях. Я был весь, как мне казалось, на виду, а такому человеку вести двойную жизнь невозможно. Какой из меня, скажите, пожалуйста, террорист? Для того, чтобы быть террористом, следует иметь как минимум определенные убеждения. Таких кардинальных убеждений у меня не было никогда. Я просто не интересовался политическими играми.

Значит, необходимо было только подождать какое-то время, чтобы следователь меня выслушал, и все понял. Может быть, я надеялся, он и без моих объяснений все понял, и только закончит какую-то срочную работу, как принесет мне извинения и отправит домой. Хорошо бы на машине. Пусть даже на той, на которой меня привезли. И хорошо бы еще деньги мент вернул. Деньги не маленькие. Но это уже, пожалуй, из области фантастики. Да ладно, не последние. Сниму со счета...