Во сне к нему вновь пришло видение двухлетней давности. Видение, которое стало посещать его после разгрома крестьянского восстания в селе Сорокино. Видение – сомодвижущаяся картина, но не плоская, как на экране в кинозале, а раскрывающаяся в объёме. Возле картины стояли художники, в их толпе не без удивления он увидел и себя. Раскрывшись полностью, полотно выдвинуло на передний план воинский обоз. На передних санях сидел он, за ним следовали сани с бойцами его взвода ЧОН.

Морозное утро. Лошади, фыркая, пускали из ноздрей клубы белого пара. Синевато-белёсая равнина. Полозья, однотонно поскрипывающие по сухому снегу, редкие островки тощего кустарника и одинокие голые деревья, изредка проплывающие справа и слева от дороги, по которой шёл обоз, вносили в людей уныние. Из ртов бойцов, как и из ноздрей лошадей, валил синеватый пар, поднимаясь вверх, он оседал на их ресницах крупинками инея. Если бы не винтовки в руках людей в тонких солдатских шинелях, обоз можно было принять за крестьянскую санную кавалькаду, движущуюся либо на базар, либо в поля за сеном, скошенным в летнюю пору, или ещё по каким-либо крестьянским надобностям. Ехали без песен, вжав голову в приподнятый воротник шинели, что более, нежели винтовки в руках, указывало на то, что обоз идёт не с миром, а с войной. Войной… какой… и на кого? Давно прогремели бои в алтайских полях и лугах, лесах и горах, сёлах и городах, на степных дорогах и таёжных тропах. Почернели кресты на могилах солдат павших в сече, заросли травой могилы невинно убиенных мирных жителей Алтая, но видно кому-то вновь захотелось окропить алтайскую землю горячей русской кровью. Почему, зачем, за какие такие грехи немилость одних к другим? Как понять санную кавалькаду, молчаливо движущуюся по заметённой снегом степи?

Тоскливо на душе бойцов ЧОН, щемило её не только скучное однообразие степи пасмурного зимнего дня, но и мысль, что едут убивать отцов, матерей, братьев и сестёр, посмевших, по мысли губернского ЧК, подать голос в защиту своих прав. Именно губернского ЧК, а не по распоряжению Ленина, ибо не могли солдаты даже представить, что их великий вождь кровожаден более, нежели сам сатана. Не могли представить, что слабый голос задавленного, забитого крестьянства, молящего о простом, – дать жить не по указке сверху, а как жили предки, – на своей земле и на плодах своего труда, слышится громом. Гром ли тот голос? Писк! Но даже писк был расценен губернским ЧК как гром, который никто не смеет производить без указаний оттуда, и они, выполняющие эти указания, тыкали пальцем вверх, вознося сидящих наверху выше Бога.

Рассматривая это самодвижущееся полотно, не имеющее границ, Реваз проник в его главную суть, – увидел в объёме картины отдельные части и себя, как частицу, беспрекословно исполняющую волю художника. Понял, что был послан губернским ЧК не для бесед с крестьянами, а для уничтожения их, уничтожения волнения, названного комиссарами сорокинским восстанием крестьян. А для придания волнению политической окраски нашли жертву, «назначили» руководителем восстания настоятельницу Барнаульского Богородице-Казанского женского монастыря игуменью Мариамну (Фролова), которая и в мыслях не несла идею крестьянского восстания, ибо чтила заповеди Господа, первой из которых была «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим».

А для них жизнь неведомой им игуменьи была ниже жизни муравья, ибо муравья они видели, знали, какой он с виду, а она была для них всего лишь звук без формы и содержания. Конечно, в душе многие из членов губернского ЧК не поддержали распоряжение вышестоящего органа, но вслух никто это не произнёс, так как понимал прекрасно, что обязательно будет подвергнут наказанию за мысли идущие вразрез решений сверху. Такова была новая политика советского государства, политика уничтожения веры и подавления инакомыслия. Губернским ЧК командиру взвода особого назначения Магалтадзе предписывалось по прибытии в село Сорокино арестовать руководителей восстания с дальнейшим препровождением их в Барнаул для предания суду, а активных участников бунта отдать на волостной суд троек, в случае сопротивления расстрелять.