Поручик Абуладзе и подпоручик Холмогоров играли в карты – в дурака.

Поручик Свиридов задумчиво смотрел в окно – на сияющие золотом и медью перелески, на широкие поля, на реки и озёра, на пролетающие мимо телеграфные столбы и километровые столбики, покручивал ус и изредка, но довольно-таки громко, восторгался русской природой:

– Смотрю на поля и леса наши, да на горы и ничего-то нет краше нашей русской земли, скажу я вам, господа.

– Кабы ещё культуры к ней европейской так цены бы ей не было, – не отрывая взгляд от карт, хмыкнул Абуладзе.

– А я не согласен с тобой, Шота, – отбивая брошенную соперником карту, проговорил Холмогоров. – Россия страна крестьянская, народ малограмотный, но не глуп. Вот знаем мы с тобой, где Европа, где Азия, и знаем, какие страны там-то и там, только на кой леший лично мне эти знания… абстракция всё это.

– Что-то я не понимаю тебя, Павел, – проговорил Абуладзе.

– А, что тут не понимать? Везде не побываешь, всего не увидишь, а коли не увидишь, то всё рассказанное кем-то, воспринимается как мыслимый образ – мёртвая картинка, которая каждому видится по-своему, следовательно, это и есть абстракция. Пример: представьте, что все мы стоим в одной точке и смотрим на одну расстилающуюся перед нами картину, а потом по чьей-либо просьбе начнём описывать её. И как, думаете, мы преподнесём её слушателю? По-разному, господа, по-разному, ибо сознание у каждого лично своё, своё видение мира, одним словом – абстракция. Даже те же деревья, что мелькают за окном, каждый из нас видит разно.

– Мудрёно! – ответил Свиридов.

– Ничего мудрёного. Из всех картин одного образа слушатели создадут одну объёмную панораму, и предстанет она перед ними в мельчайших деталях и будет реальностью в их сознании.

– Однако, объёмная панорама всё равно будет мертва. Слушатели не почувствуют дуновение ветра, пение птиц, холода или жары. Рассказчик может передать лишь слабый образ когда-то виденного, но запахи… звуки… ощущения… – Холмогоров развёл руками, – увы… человеку это не дано. Может быть, когда-нибудь он создаст аппарат, который всё созерцаемое можно переносить из одного конца земного шара в другой, а пока это всего лишь абстракция, что ни говорите. Мы не можем охватить весь мир, в котором являемся всего лишь песчинкой, и как песчинка никогда не поймём из чего и для чего созданы. Это интуитивно понимает наш русский мужик, поэтому и не лезет в дебри, из которых нет выхода. Для него главное – реальность жизни в конкретном месте и в конкретное время. Поэтому можно сказать, что он намного умнее нас, верящих в воображаемые нами образы.

– Может быть ты и прав, Павел, – задумчиво ответил Шота.

– Абсолютно прав! У крестьянина в голове реальность жизни, он землю в руках держит, и мысль у него одна, но главная, какой подход к ней иметь в то или иное время. Ему нет надобности забивать голову континентами земными да частями света её, это для него ноль значения, ниже лаптей его.

– Так-то оно так, только для общего развития, всё ж таки, крестьянину это знать надо, – проговорил Абуладзе.

– А на кой ляд ему нужно это общее развитие? – стоял на своём подпоручик. – Новый Ломоносов вряд ли предвидится в ближайшие сто лет, а если, какой и произойдёт из крестьянской среды, так от этого не отпадёт надобность пахать землю и растить на ней хлеб. А если он сядет в тенёк, да начнёт рассуждать как землю, к примеру, перевернуть, или откуда звёзды на небе, да зачем и почему луна светит, то сам с голоду помрёт и страну по миру пустит. А надо нам это? Вот оттого каждый на своём месте должен быть, – крестьянин хлеб растить, а мы страну защищать.