– Трагично, очень трагично и прискорбно когда из жизни уходят вполне здоровые люди. Но не будем тревожить душу нашего уважаемого Григория Максимовича и перейдём в курительную комнату, а потом поиграем в вист. Как вы смотрите на это предложение, господа, – спросил гостей хозяин дома.

Отказа не последовало, и все мужчины последовали за Николаем Петровичем в игровую комнату.

Женщины перешли в зал с роялем, где могли спокойно поговорить о простых житейских делах, поделиться женскими секретами, насладиться сладостями и спеть у рояля слёзные романсы о любви. Здесь Клавдия Петровна тайно от других женщин вручила своим подругам – душечке и милочке, по одному экземпляру литературного столичного журнала, в котором под псевдонимом – Кладар был напечатан их совместный рассказ «Поп Фотий». Кладар – значит: Кла (Клава) Да (Дарья) Р (Раиса).

– Я так и предположила, что упоминаемый нами поп, это и есть наш рассказ. Ах, как я счастлива! Наконец-то нас напечатали! – сияя глазами, восторгалась Раиса Николаевна.

– Ничего удивительно, милая подруга. В моих мыслях не было обратного. Надеюсь это, хоть и первое, но не последнее наше творение, – ответила Дарья Захаровна. – Есть мысль написать рассказ, в основу которого положить семейную драму князя.

– Ни в коем случае. Мы не имеем права бередить рану в душе князя, тем более в душе его славной дочери. Ни в коем случае! Я подумаю, о чём нам писать, а пока позвольте мне заняться другими женщинами. Неловко получается, хозяйка покинула их и секретничает о чём-то лишь с вами. – Извинившись, Клавдия Петровна покинула подруг.

В игровой комнате шла спокойная непринуждённая беседа.

– Некультурный у нас народ, господа. Вот нынче проезжал в пролётке по проспекту и видел безобразную сцену. Прямо за углом драматического театра мужик справлял нужду. Я пальцем ему погрозил, а он… Что бы вы думали, господа, он сделал?

– Да кто ж его знает, батенька? – ответил Савелий Иванович.

– Погрозил мне пальцем в ответ, и как справлял нужду, так и продолжал её.

Раздался смех, вслед за которым, антрепренер Николай Дмитриевич проговорил.

– Прискорбно, очень прискорбно, господа, что не приучен наш народ к порядку и культуре.

– Полно те вам, Николай Дмитриевич! Приучен и намного более, нежели культурная Европа. Тфу на неё! – высказался Митрошин. – Не в этом дело.

– Не понимаю вас, уважаемый Николай Петрович? А в чём же тогда, позвольте вас спросить? – удивился Прохоров.

– В отсутствии общественных туалетов, дорогой вы мой, Савелий Иванович. В отсутствии, да-с! Только в этом! Пошёл бы мужик за угол, если рядом был туалет? Нет-с! Нужду справлять сподручнее в нужнике, а не на людях. Прихватило его, вот вам и результат.

– В таком случае вам, как гласному городской думы и нужно позаботиться об этом, Николай Петрович.

– Да-а-а-с, да-а-а-с! – задумчиво протянул Мирошин. – Непременно позабочусь. Только не всё так просто… как кажется на первый взгляд. Поставим мы нужники, а они вид города будут безобразить. Нет, здесь нужен особый подход, чтобы, значит, лицо города не уродовать, и к делу справно подойти.

– Ответственная у вас должность, Николай Петрович, – заискивающе вздохнул Тиллинг-Кручинин. – У меня театр и то дел невпроворот, а у вас весь город. Это ж, какую надо великую голову иметь, чтобы всё в ней держать и обо всём заботиться.

– Что верно, то верно. Весь город на мне, – распрямив плечи, гордо вздёрнул голову Мирошин… Оно, хоть я и не градоначальник, а всё ж таки и у меня дел невпроворот. – Вот сейчас вновь остро поднят вопрос со спекуляцией. Уж очень сильно выросла она по сравнению с прошлым годом. В пункте номер 1 обязательного постановления господина томского губернатора от 16 ноября прошлого года прямо сказано, что скупка со спекулятивной целью хлеба и других съестных припасов и вообще сельскохозяйственных произведений в определённые часы воспрещается. И что же мы видим? Прасола беспрепятственно скупают продукты в незаконное время и тем повышают цены на них. Владимир Александрович Морозов – нынешний новый градоначальник, хотя ещё и не утверждён в должности, а за дело взялся серьёзно. Дал распоряжение полиции, городовым и базарным смотрителям, чтобы те пресекали любую спекуляцию. А то до чего дело дошло… безобразие и наглость!