– А деньги где возьмешь? Ванны, раковины, смесители, краска, обои!.. Как представлю, какую каторгу с этими переселениями нам готовят – страшно делается. Ты же не умеешь ничего! Лампочку вкрутишь, а гонору – точно звезду с неба достал. Это советская власть жилье с уголочки давала. Теперича не то, что давеча. Цементная коробка с дыркой в полу – и обустраивайся.

– Глупая ты, скажу честно. Коробка с дыркой тоже денег стоит. А где они у нас?

– Вот именно: где они у нас? Деньги! – прокричала она, заглядывая под стол. – Выходите! Мы вас давно не видали!.. Нищие мы, только что подаяния пока не просим.

– Это намек? – поджал муж глянцевые губы.

– Не. Это констатация факта. А все-таки, почему ты никак не уйдешь со своей фабрики? Людей не осталось, производство свернули. Теперь в любом подъезде мебель сколачивают, а ты всё точишь и точишь ножки к табуреткам.

– Во-первых, не к табуреткам, а к стульям. Во-вторых, меня с работы никто не гонит.

– Может, они забыли про тебя, а?…

– Кто?

– Начальство. Кто там теперь шурует? Мальчики с области? Какой-нибудь депутат?

– А вот и нет. Зять городского прокурора, поняла! И мы скоро будем делать рамки для фотографий и для картин. Багеты.

– Рамки? Это вселяет… Люди исстрадались уже без рамок для фотографий, да. И что, во всех цехах теперь будут рамки? Девять на двенадцать, под аккомпанемент известной песенки?

– Нет никаких цехов давно.

Лешика раздражали насмешки жены. Только холодный человек может издеваться над его привязанностью к старой фабрике, где он когда-то вместе с отцом не только ножки к табуреткам тачал*, но мастерил шкафы, комоды, кровати, столы, да всю мебель, что человек в квартире держит! А сколько делали кухонной утвари? Деревянные солонки и хлебницы нарасхват шли, ценились как подарки и котировались в виде взяток. Мать лучшей художницей считалась. Такими цветами и павлинами все эти ложки-плошки расписывала, что их в Москву на выставку возили показывать!.. А в одно прекрасное утро ничего никому стало не нужно. Лешик никак не мог вспомнить, когда это точно произошло? Так внезапно всё кончилось, что в оторопи растерялись даты. Цеха умолкли, краски выветрились, люди исчезли, оборудование заглохло. В отгороженном закутке, куда стащили десяток станков – что под руку попадалось, то и тащили, лишь бы спасти, а оказалось, уберегли главное, пять человек вместо прежних ста пятидесяти колупались, делая уже не свою мебель, а детали к чужой.

Конец ознакомительного фрагмента.