– Так точно, – кивнул Калязин. – До осени тридцать девятого был на нелегальном положении. По разным данным, скрывался в Чехии, Германии, даже некоторое время отсиживался у дальних родственников под Винницей.

– На советской территории?

– И я об этом. Но, говорю же тебе, сам я его не допрашивал, а информации о том периоде – нуль, разве что вот бумажки с донесениями агентуры. – Он кивнул на папку. – Потом, когда сюда пришли наши, Червоным заинтересовался НКВД.

– Снова терроризм?

– Подпольная подрывная деятельность. Антисоветская агитация и пропаганда. И чего им надо – польской кабале конец, Украину ихнюю, – тут полковник осекся, искоса глянул на меня, быстро поправился, – вашу Украину объединили, живите себе счастливо… Есть подозрения, что такие, как Данила Червоный, готовили грунт для вторжения немцев. Вон как фашистов тут встречали, хлебом-солью, говорил же…

Здесь я снова не выдержал – кашлянул:

– Я справки наводил, товарищ полковник. У нас, на Черниговщине, некоторые села тоже выносили немецким солдатам хлеб и соль на рушниках.

– Это, Михаил, означает одно: врагов советской власти всюду хватает! – отрезал Калягин. – Не делай общих выводов. У вас там, в твоем Чернигове, разве бандеровцы? Просто люди, и всё. У кого-то власть родню раскулачила, у кого-то – родственник врагом народа оказался; товарищ Сталин даже статью писал про перегибы на местах. Там отдельные случаи, товарищ лейтенант. Тут – общие настроения. Ладно, – он снова закурил, – закончим с Червоным. Так вот, осенью сорок первого его видели во Львове, там националисты пытались провозгласить свое государство, только Гитлер не дал. Потом, с сорок второго, Данила Червоный снова берется за оружие и с того времени из рук его не выпускает. Сведения о том периоде его деятельности получили только теперь, когда в НКВД раскололи его бывших сообщников – они еще называют себя побратимами. – Калязин откинулся на спинку стула и глубоко затянулся. – Националисты оказывали сопротивление немцам, с которыми вроде бы поссорились. Это было бы неплохо, но они точно так же вступали в вооруженные конфликты с нашими партизанскими группами, что действовали здесь в лесах и подчинялись тем же чекистам.

– Воевали на два фронта? – уточнил я.

– Можно и так сказать. А еще про поляков не забывай, с ними бандеровцы тоже в контрах. Так что фактически воевали они на три фронта. Если б я еще знал, какого черта они вот так воевали, фактически против всех… Ну а с осени сорок второго Червоный уже официально стал командиром так называемого отдела особого назначения УПА – Украинской повстанческой армии. Для простоты – те же бандеровцы. – Калязин прокашлялся. – Интересно, что летом сорок третьего для ликвидации банды Червоного отрядили специальный карательный полк СС. Командир, тогда он проходил под псевдо Дюжий, потерял почти всех людей. Сам попал в плен только потому, что его контузило, и он не успел застрелиться, как у них там заведено. Немцы отправили его в концлагерь, но по дороге Червоный сбежал.

– Опять сбежал?

Это мне, честно говоря, уже нравилось. Своим чувствам у меня было простое объяснение: когда хочешь победить врага, уважай его.

– Не сидится ему, – кивнул Калязин. – Нашел своих, и с осени сорок третьего не дает никому покоя. Гляди, никакая власть их, – желтый от табака палец полковника ткнул в листовку, – не устраивает. Специфика деятельности Червоного: у него летучая группа, по-ихнему говоря – боевка; количество зависит от обстоятельств… То есть может собрать вокруг себя до полусотни бойцов, а может обойтись десятком. На данный момент, по оперативным данным, именно боевка Остапа, то есть Данилы Червоного, контролирует территорию, прилегающую к Олыке, Киверцам, Луцку. Между прочим, еще такое обстоятельство: он не местный, тут его мало кто знает в лицо и может узнать. Тем не менее он для здешнего населения – герой. Так даже лучше: знаешь, будто есть некий человек из легенды… мать его так. – Он снова помолчал. – Ну, завтра, значит, покажу тебе все это на карте, с местностью ознакомишься в процессе. Потому что наше с тобой задание на ближайшие дни – вот эти прокламации.