– Да! Да! На пилораму! На пилораму! – закричала толпа, и что-то тревожное прозвучало в этом крике… кровожадное что ли…

Я вздрогнул. Что-то смутное всплыло в памяти, мне отчего-то стало вдруг страшно, и я попытался найти в этой толпе единственного, кого знаю – Алексея. Ухватив его за рукав, я сказал, стараясь перекричать толпу:

– Мне Мария Тимофеевна сказала, что к пилораме лучше не ходить?

– Что? Чего ты говоришь, я не слышу! – крикнул Алексей и похлопал меня по спине, – Идём, идём! Уже недалеко, недолго осталось!

Он увлёк меня в толпу, которая, сперва притихнув, вдруг снова закружилась, засвистела и запела на разные голоса.

Когда я в Родники приехал, как раз мимо старой пилорамы путь пролегал, и я чётко помню, что старое здание с чуть покосившейся от времени крышей казалось давно заброшенным, и чуть не до половины стены было занесено снегом.

Теперь же, когда мы всей этой шумной компанией подкатились к старой пилораме, я не поверил глазам! В неостеклённых оконных проёмах горел свет, рядом стояли снятые с окон ставни, внутри слышались звуки то пилы, то топора, какой-то шум и грохот, будто бросали доски или брёвна.

Компания колядовщиков остановилась перед широким входом и притихла, песни и пляски закончились, все негромко перешёптывались и поглядывали на вход в пилораму. Я огляделся… лица моих спутников были странными, отрешёнными и словно призрачными в свете яркого месяца.

В освещённом проёме показалась фигура высокого человека, при его появлении все вокруг меня стихли, воцарилась мёртвая тишина, я слышал, как поскрипывает на морозе старое дерево возле дороги…

– Ну? – спросил он раскатисто и оглядел толпу, – Нагулялись?

Я стоял и никак не мог разглядеть его лицо, свет падал на него со спины, и я видел только очертания его мощной фигуры.

– Да… да… нагулялись, – ответы звучали, словно шелест, я не слышал даже дыхания людей позади себя.

Тут я увидел, как мужик в маске медведя отдал хозяину пилорамы мешок, в который нам кидали «гостинцы». Старая ткань его местами протёрлась и почти вся была пропитала чем-то красным, похожим на кровь.

– А это кто? – тот, кто вышел нас встретить приложил ко лбу ладонь и вгляделся в меня, – А ты чего тут забыл? Вы этого-то зачем сюда привели?!

– Дак я это… колядовал… позвали меня…, – забормотал я, почему-то мне страшно было увидеть его глаза, нутром я чувствовал… какую-то нереальность происходящего.

– Колядовал? – хохотнул он, и от его смеха мне стало страшно и холодно, я почувствовал, как коченеют мои ноги в валенках, одолженных у бабушки Марии Тимофеевны, – Ну, и много наколядовал, мил человек? Давай-кось, поди сюда! Инструмент-то хоть умеешь держать в руках?

– А чего ж! – я приосанился, стараясь скрыть охвативший меня страх, – Батя-то всему научил, да и дед у меня был, я в деревне рос!

– Вот это хорошо, я люблю рукастых, – прогудел он и махнул рукой, призывая следовать за ним внутрь пилорамы, – Не то что эти, балалаешники мои! Ну, иди я тут тебе всё покажу! Вот тут струг у меня, тут под «щеголёк» привожу, виш как… Ровнёшенько получается!

Я оглядел пилораму, современного в ней не было ничего… В большом очаге почти посередине сарая ярко пылал огонь, но тепла от него я не ощутил. Кругом были доски, в углу стояли широкие ко́злы. Прислонённые к стене стояли в ряд свежеструганные продолговатые ящики, похожие на гробы.

Я коротко вздохнул, вдруг пришла мысль, что обратно в тёплый дом Марии Тимофеевны я вряд ли вернусь… Но не желая обидеть странного хозяина, показывающего мне свой труд, я собрался с силами и проговорил:

– Ну что ж, хорошо, а инструмент у вас интересный! Бог вам в помощь…