– Олеся, мы же сами заплатим ведь?

– Конечно, конечно, – заверяет меня Олеся.

– Я угощаю, я же вас пригласил, – вдруг откуда-то из-за спины говорит Муниб. Я его не заметила, а он уже подошел.

– Нет, нет, что ты, мы сами можем, – говорю я.

– Я пригласил, я и плачу, Ксюша, – твердо повторяет он.

– Нет, слушай… – начинаю я.

– Посчитайте два подноса вместе, – говорит Муниб продавщице.

– Но… – снова начинаю я.

– С вас двадцать один евро, карточкой или наличными? – безучастна к нашему спору продавщица.

– Я скатываю десятиевровую купюру в трубочку и пытаюсь просунуть в кулак Мунибу.

– Перестань, Ксюша, – строго говорит мне Муниб, – я обижусь.

Я останавливаюсь, ведь я и так уже его обидела.

Энсхеде, март, 2011

На одной из вечеринок, на которых я снова не нашла внимания Инна, мы договорились с Фабрицио и Мунибом устроить международный обед.

Фабрицио обещал нам показать, как готовить настоящее тирамису, а Муниб собирался принести что-то секретное.

Вчера мы сварили борщ, чтобы он был настоящим, а сразу после борща к нам приехал хитрый Фабрицио, потому что тирамису, как и борщ, нужно есть вчерашний.

Наша кухня была узкой – только для готовки, а потому мы постоянно касались локтями друг друга, Фабрицио нас подталкивал за талию, особенно Олесю.

Мы танцевали на нашей маленькой кухоньке, подглядывая за маэстро и записывая ингредиенты настоящего итальянского тирамису. Фабрицио занимался тирамису так, как будто это был новорожденный. Аккуратно подготавливал место для каждого этапа, вытирал все поверхности очень тщательно.

– Ну, доставайте миксер, девчонки, – сказал он торжественно, – будем взбивать яйца и маскарпоне.

– Вот, – протянула Олеся блендер.

– Что? Вы серьезно? Это же блендер! – Вся галантность Фабрицио куда-то пропала, он переводил взгляд с одной на другую. – Вы что, серьезно не смогли отличить миксер от блендера? – Для его большей итальянности не хватало только две руки поднять вверх и закричать «Мамма мия!».

– Эм-м, слушайте, я вообще никогда не пользовалась ни одним, ни другим, увольте, – ретировалась я.

Я не хвасталась своими кулинарными возможностями, борщ вот первый раз готовила, вися на телефоне с мамой, чтобы точно все не испортить.

– Олеся, – в отчаянии прошептал Фабрицио, – о боже. – Фабрицио продолжал надеяться, но Олеся так и застыла с блендером в руке, он сдался: – Венчик у вас хотя бы есть?

– Венчик, венчик… – Олеся повторяла незнакомое слово на английском, сдвинув брови. – А, штука для взбивания? Есть вроде! – И она бросилась с пылающими щеками выдвигать и задвигать ящики. Именно она давеча подтвердила Фабрицио, что миксер у нас в квартире есть.

После моей ретировки я решила, что в ближайшее время я не готова изучить разницу между миксером и блендером, а тирамису мне предстоит готовить еще не скоро, поэтому я держалась подальше к выходу, чтобы не отвечать на каверзные вопросы Фабрицио.

Олесины щеки немного потеряли в своей розовости, она старалась не отрывать глаз от рук Фабрицио.

– Ну все, последний штрих, девчонки! – Фабрицио нежнее, чем гладил бы руку девушки, водил по краю формы с тирамису слегка увлажненной салфеткой, убирая следы какао. Сверху форму он закрыл пленкой, благо она у нас была.

– Ну я пошел, а вы смотрите у меня, не съешьте завтра до обеда тирамису! – наказывал Фабрицио и продолжал что-то бормотать про кощунственную путаницу миксера с блендером.

На следующий день ровно в 13:00 позвонили. Я взяла трубку домофона.

– Алло! – У меня никогда не было дома домофона, я не знала, как стоило отвечать на звонки в него.

– Привет! Как дила? – такой знакомый и приветливый голос произносит все на русском языке.