– Ирко, ты что – всю ночь не спал?

– Не спал… – признался он, а его ладонь тут же осторожно скользнула по моей щеке. – А ты дрожишь вся, как зайчонок…

Это он верно заметил – я чувствовала себя так, точно собиралась прыгнуть в реку с обрыва, да и утро выдалось прохладным…

– Мне просто холодно… – Я ещё раз зябко поёжилась, а Ирко, поставив на землю корзинку с предназначенным Малике подношением, снял с себя куртку и укутал меня ею, точно ребёнка. Сукно хранило тепло его тела и пахло почему-то смолой и мёдом… Дрожь почти сразу прошла, оставив после себя лишь неясное волнение.

– Так лучше? – Руки Ирко по-прежнему лежали у меня на плечах. Я улыбнулась:

– Да, спасибо… А теперь пойдём скорее – может, на дороге какой обоз встретим… – Ирко согласно кивнул, и уже вскоре мы почти незаметными тропками пробирались к тракту на Эргль. Лошади в нашей деревеньке водятся лишь у старосты да ещё двух мужиков – тех, что чаще других наведываются в Эргль или промышляют извозом. Для остальных же конь в хозяйстве не особо нужен – деревня кормится лесом да огородами, а узенькие полоски ржи на её окраине полями нельзя назвать даже с большой натяжкой. К тому же единственная ведущая в Большую Поляну дорога делает очень неудобный крюк, который легче срезать по прямой – через лес. Именно так мы с Ирко и поступили, а ещё через час нам удалось встретить идущую в Эргль подводу и напроситься попутчиками… Ближе к полудню заметно потеплело – я отдала Ирко куртку, а ещё через несколько минут из-за поворота показался Эргль. Мастерские, халупы и придорожные харчевни уже давно выплеснулись за изрядно обветшалые городские стены – даже на арке въездных ворот можно было различить широкие, кое-как замазанные трещины…

Возница телеги, узнав, за какой надобностью мы с Ирко отправились в город, обстоятельно описал нам, как найти храм Малики, так что по грязным улочкам мы проплутали совсем недолго. Беленые стены святилища обвивал дикий виноград; у лестницы прямо в дорожной пыли копошились голуби; вдоль стен сидели нищие – они ждали не только подаяний, но и приготовленной для них жрицами снеди… Заметив, что у одного из калек из-под накинутой на плечи рогожи виднеется затёртая куртка «Лисов», я подошла к нему и насыпала в миску для подаяний целую горсть взятой у Ирко мелочи. Одноногий носил куртку не напоказ, скорее даже наоборот – прятал, а значит, действительно когда-то был «Лисом», а не просто вышибающим слезу нищим…

– Зве-е-рь! – неприятный, визгливый голос раздался прямо за спиной, и я, обернувшись, увидела непонятно как оказавшуюся рядом с нами нищенку-кликушу. Эти полубезумные и зловредные особы жить не могут без внимания толпы и являют собою печальный пример того, во что может превратить человека неправильно использованный или ставший выше воли носителя дар. И хотя от кликуш никогда не дождёшься ни единого доброго слова, простолюдины относятся к их воплям, как к настоящим пророчествам… Вот и теперь народ вокруг просто замер, а нечесаная, расхристанная, с перекошенным от злобы лицом кликуша вытянула трясущуюся, грязную руку в сторону Ирко.

– Вон отсюда, ублюдок!.. Тебе здесь не место!

Вместо ответа побелевший точно мертвец Ирко схватил меня за руку и что было мочи потащил за собою на ведущую в святилище лестницу. Я, споткнувшись на высоких ступенях, едва не упала, но Ирко и не подумал сбавить ход, а вслед нам понеслось ещё более визгливое и истошное:

– Нет, зверь! Не-ет! Только не в хра-а-ам!..

Уже оказавшись возле входа, Ирко с силой толкнул дубовую дверь и буквально втащил меня за собою под храмовые своды. Створки за нами сразу же захлопнулись, в мгновение ока отрезав и шум улицы, и вопли кликуши… Хотя ступеней до входа было всего ничего, я, почувствовав, что у меня подкашиваются ноги, прижалась к стене, закрыла глаза.