А ведь в основном это были очень молодые люди. Одному из наших героев – мичману Василию Шенину не было и двадцати лет. Да и самому Алексею Орлову ещё не исполнилось 33 лет, а его брату Фёдору было только 29 лет.

Все турецкие корабли выстроились двумя дугами в полумиле от берега, закрывая проход по проливу, и около полудня открыли огонь по русским с расстояния в полкилометра. Русские пушки пока не отвечали: суда маневрировали, чтобы сократить дистанцию и бить наверняка.

Правда, российские корабли были менее быстроходны. Зато Алексей Орлов позволил себе неслыханную вольность, которая в некотором смысле уравнивала силы. Вольность, неслыханная для профессионального моряка, состояла в умышленном отходе от Морского устава Петра Великого – «Устав морской о всём, что касается к доброму управлению в бытность флота на море», который для моряков был подобен скрижалям Моисеевым, но Орлов-то моряком не был! Зато был человеком предприимчивым до отчаяния, не боявшимся ломать шаблоны. Пётр завещал выстраивать корабли в линию и, разворачиваясь бортами к неприятелю, открывать огонь загодя, издалека. Но в кильватерной колонне, «гуськом» суда быстрее приближаются к неприятелю, на опасную, «убойную» дистанцию в 180 метров… Что ж, ничего, что нарушение петровского «Устава» должно караться расстрелом, главное – результат. В приказе, предваряющем битву, Орлов распоряжался: «По неизвестным же распоряжениям неприятельскаго флота, каким образом оной атаковать, диспозиция не предписывается, а по усмотрению впредь дана быть имеет». Проявляйте инициативу, даже если кто-то сочтёт её авантюрной: генерал-аншеф своим авторитетом прикроет вас от наказания.

Здесь нельзя не сказать о том, что надежда на инициативу, на находчивость, которая призвана была искупить недостаток профессионализма, заметно составила в этот момент преимущество русского флота. Будущий адмирал Александр Семёнович Шишков оставил воспоминания, в которых очень невысоко оценил организацию службы на военном флоте Турции. Он, гардемарин Морского кадетского корпуса, был удивлён низким уровнем подготовки турецких командиров. При этом на кораблях Порты царил самый настоящий феодализм: матросы были вроде крепостных капитана. Между воинской дисциплиной и деспотией есть существенная разница.

…Приближаясь к неприятелю, линейный корабль «Европа» едва не наскочил на подводный риф и, уклоняясь от столкновения, проскочил отведённое ему место в цепи. Так передовым кораблём российской эскадры нечаянно стал «Св. Евстафий». Он и вступил «по усмотрению» в дуэль с флагманом османов.

Флаг главнокомандующего и командный пункт графа Орлова – на корабле, при крещении получившем от Екатерины II пышное, трёхэтажное название: «Трёх иерархов: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста» (иногда писали также – «Трёх святителей»). Но флот многоэтажные выражения терпит разве что в ругательных эскападах, так что исходное имя сокращалось до «Трёх иерархов» («святителей» тож). Судно это принадлежало всё к той же серии кораблей типа «Слава России», отличалось высокими мореходными качествами, хорошей маневренностью и остойчивостью. На борту «Трёх иерархов» – 66 пушек, 600 человек экипажа. Корабль занял место, военным языком выражаясь, в кордебаталии, то есть в самом сердце битвы, в боевых порядках, а не в арьергарде: генерал-аншеф не считал, что такому судну пристало бы держаться позади только ради безопасности главнокомандующего. Скорее уж беспокоило его в начале боя то, что на «Св. Евстафии», в авангарде, на первой линии событий, – его младший брат Фёдор.