– Начнём суд, – провозгласил Судья Дилгертон, окинув присутствующих ядовитым взглядом, и махнул рукой.

Праймус тотчас вскочил с кресла, раскрыл перед собой ладонь, и из неё выскочили строки, которые полупрозрачными линиями повисли в воздухе.

– Подсудимый, Илла’ион Бенджамин Г’ин, обвиняется в незаконном ’асп’остранении хаке’ских кодов, взломе недоступных для простых ’раждан Файлов. В нецелесооб’азном наме’ении скопи’овать их. В соп’отивлении а’есту, дебошах, попытках к бегству за пределы города в зап’етные секции, недопустимые для жителей Галод’иона. Помимо всего этого, обвиняемый был замечен за попыткой взлома Отсеивателя и незаконным п’оникновением в штаб Внешнего По’та и…

– Достаточно, – перебил его Судья Дилгертон. Праймус послушно заткнулся.

Холодные чёрные глаза смерили Лариана взглядом, и что-то в них напомнило ему о смерче, который засасывал всё, что вставало на его пути. Это был смерч, в который все прыгали добровольно.

Что-то пробурчав, Праймус уселся обратно на стул.

– О чём вы думали в тот день, когда совершали преступления? – спросил внезапно Судья Дилгертон, подавшись вперед на троне.

Лариан нахмурился в раздумьях. В его серебристых глазах промелькнул игривый огонёк.

– Я не буду говорить, о чём я думал… это были весьма непристойные мысли, – сказал он.

Брови Судьи поползли к переносице. Бесстрастно пустые глаза едва полыхнули ядовитым гневом. Лариану хватило и доли секунды, чтобы заметить это. И его это порадовало.

– Подключить ЧиПе, – скомандовал Судья Дилгертон.

Зал замер во внемлющей тишине. Техник нервно метнулся к широкому экрану, нажал на панель сбоку от него, и из стены выехал маленький ящик. В чёрном полупустом квадратике лежал электронный обруч, с помощью которого можно было подключиться к памяти обвиняемого. Техник вытащил его и косолапой походкой зашагал к Лариану.

– Эй! – возмутился тот, когда на его голову попытались нацепить обруч. – Мои мысли – это интимная зона. В них нельзя вторгаться без моего разрешения!

Он с усилием выговаривал слова, поскольку боролся с тянущимися к его голове руками Техника. В итоги задуманное удалось осуществить при помощи парочки Постовых – охранников залов Галлитерия.

Судья удовлетворенно кивнул, и широкий экран засиял. Техник водил пальцами по крохотному сенсорному датчику у себя в руке, пытаясь зацепить воспоминания.

Это напоминало морскую гладь, в которой в виде ряби мелькали образы, слышались звуки.

Через пару минут все поняли, что на экране вспыхивала лишь несуразная мешанина из обрывков воспоминаний Лариана, вплоть до первого похода на горшок. Зал молча наблюдал за происходящим на экране, пытаясь отыскать хоть что-то важное. Затем весь экран заполнила сильная рябь, воспоминания смешались, и увидеть что-либо уже было невозможно.

К этому времени терпение Судьи Дилгертона иссякло.

– Довольно. – Он спокойно махнул рукой, но по глазам было видно, что ему это совсем не понравилось.

Техник виновато выключил экран, снял обруч с головы Лариана, убрал его обратно в ящик и затаился в углу, покраснев до кончиков ушей и пялясь на свои ботинки.

– Поступим несколько иначе, – обратился Судья Дилгертон к залу, а затем перевёл чёрные щели глаз на Лариана: – Подсудимый сам скажет, в чём он виноват и какое наказание может понести за свои ошибки. Однако помните, что вы преступили закон, Илларион Грин. Закон Галлитерия.

Рут поднялась было и хотела вступиться за обвиняемого, но Доус её остановил. Это могло навредить. Ей нечем было его оправдать. Качнувшись на каблуках, Рут уселась обратно.

Напряжение навалилось на плечи Лариана, не давая спокойно всё обдумать. Пожирающий взгляд каждого присутствующего в зале пригвождал к месту и словно бы пихал со всех сторон, хихикая и насмехаясь, стараясь разозлить, сбить с толку. Лариан потянулся к груди, ощущая под тканью рубашки заветный предмет. Когда он касался его, на душе становилось спокойней.