«И я так близко видела его глаза, а в них отражались подсолнухи – тысячи солнц, и наши руки, стали розовыми в одночасье от заката, и… слушай, Дневник, ну жаль, что я не художник. Как красиво поле на закате: золотое, розовое, зелёное, синее. Переливается, будто мыльный пузырь на свету, один цвет переходит в другой, и обратно – дух захватывает. Эх, не передать мне этого момента! Зато точно понимаешь, глядя на этот простор – я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек. Хотя бы один. Хотя бы маленький. Прекраснее страны нет, точно говорю!

Дневничок, ну понятно же, что я зубы заговариваю, да? Чего, собственно, бешусь и нервничаю, в отпаде и не очень? Потому что пригласили на лодке кататься. И теперь я в сомнениях – это свидание, или нет? К чему готовиться? Отпустит ли Лена? И вообще, а был ли мальчик? В смысле состоится ли оно, свидание или катание, если товарищ посчез с горизонта без объяснений? Самой, что ли в Ростов свалить. Он, такой, придёт меня звать, а – фигушки, уехала. Кусай локти на здоровье. Нечего пропадать почём зря! Как там:

– ой, да кого обманываю? – захлопнула в раздражении ни в чём неповинную тетрадь. Никуда же не уеду и буду ждать. У моря погоды, у калитки парня.

Пришёл, увидел, победил. Ты. А я. Я делала вид, что и не ждала вовсе, больно надо. Кто громче всех смеялся шуткам твоих друзей? Кто трижды прикусывал язык, чтобы ни разу, ни разу не спросить, ну, где ж ты был, где пропадал? Конечно, я. А ты смотрел с ласковой насмешкой, считывал. Разгадал мои жалкие попытки казаться равнодушной. Я-то обещала себе, что точно – ни за что и никогда не соглашусь теперь.

– Завтра? Смогу! Если сестра отпустит. Сейчас спрошу, – не согласилась, ага. Вот и всё. После того, как Лена сказала, что отпустит, но «утонешь, домой не приходи», счастливая и красная разглядывала себя в зеркало. Осуждающе качала головой: «Никаких принципов, никаких. В разведку с тобой не пойдёшь!». Отражение в ответ показало язык и согласилось: «В разведку не пойдёшь, а на лодке кататься – запросто».

Ночь почти не спала. Вертелась, как грешник в аду на сковородке. Жарко, душно. Мысли яблочком по тарелочке – картины рисуют разные. Насилу дождалась петухов. Выскочила в предрассветную прохладу. Рукомойник весело зазвучал в тишине под ладошками, смывая ночные страхи и сомнения.

Душа летела вприпрыжку к месту встречи, тело – не спешило нарочито. Но едва увидела тебя, такого светлого в лучах солнца, на углу, так и закончилось притворное равнодушие. Никакого больше внутреннего противоречия. И стало легче. Будь что будет – главное, с тобой!

По дороге на речку ты нарвал яблок в рубашку, я стала собирать цветы, пыталась скрыть смущение. Гармония, может, и наступила, но на свиданиях я ещё ни разу не была. Как себя вести, что говорить? Мамочки мои!

– Зачем? – удивился гербарию.

– Венок буду плести.

– Тогда и мне, – заявил. И быстренько нарвал охапку всего подряд, что под руки попалось.

Пришли к берегу. На воде качалась синяя лодочка. Ты запрыгнул в неё первый. Загрузил яблоки, цветы.

– Сначала мы пойдём против течения, туда. До железкиного моста. Там заводь есть – ничтяк, закачаешься. Искупаться можно будет. А обратно нас вернёт течение. Часа два, в общем. Ты никуда не торопишься?

– Нет! До пятницы я совершенно свободна.

– Тогда давай руку, Пятачок!

Разве я не мечтала о том, как грациозно, словно первая красавица на балу, заберусь в лодку, потом изящно присяду на скамеечку? Мечтала! Удалось изящно споткнуться о корягу. Одной ногой соскользнуть воду, потерять тапку с другой, и грациозно боднуть кавалера головой в живот прежде, чем приземлиться. Поднялась. Уселась на скамью. Пунцовая, и с ромашками на ушах. Стыдоба, хоть в воду ныряй. А ты молча выловил обувь из воды. Наконец, отправились. Не прошло и полгода.