Александра Леонидовна Полян
кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИСАА МГУ, преподаватель РГГУ, лектор проекта «Эшколот»; лингвист, филолог; специалист по ивриту и идишу.

Еврейская школа. Гравюра XIX в. из книги Д.И. Менделеева «К познанию России». 1906 г.


Шолом-Алейхем (Соломон Наумович, или Шолом Нохумович, Рабинович). Еврейский писатель и драматург, один из основоположников современной художественной литературы на идише


Книги из серии «Детская библиотека», выпущенные издательством Б. Клецкина


5. Повседневная жизнь еврейских местечек

Евреи Восточной Европы, оказавшись в Российской империи, несли с собой весь набор элементов национальной жизни. Одним из таких элементов, отличавших евреев Речи Посполитой еще с XV века, был особый образ существования в поселениях, называвшихся местечками. Собственно, само слово пришло в русский язык из польского, в котором «място» означало город, а «мястечко» – городок, на идише называвшийся «штетл».

В результате разделов польского государства обитатели местечек попадали под власть разных государей, в окружение других культур, в соприкосновении с которыми традиции могли постепенно ослабевать и трансформироваться, адаптируясь к образу жизни местного населения. Так случилось во многом с теми польскими евреями, которые перешли во владение Пруссии и Австрии. Но в Российской империи на территории черты оседлости самобытность еврейской жизни в основном сохранялась, и местечко стало одним из ее ярких символов.

Образ еврейского местечка всегда устойчиво ассоциировался с замкнутостью, патриархальным укладом и бедностью. Это вовсе не отменяет любви и ностальгического чувства, связанного с миром штетла в сознании современных евреев, теперь уже далеких потомков обитателей местечек. Но тем не менее эти три «родовых признака» еврейских поселений эпохи Черты отрицать невозможно, и у них были свои, вполне конкретные причины.

Замкнутость была вызвана, с одной стороны, целенаправленной политикой российской власти по изоляции еврейского мира – в первую очередь по религиозным соображениям. С другой стороны, сама еврейская община стремилась отделиться от окружающего нееврейского мира с его чуждой (как правило, враждебной) религией, с многочисленными соблазнами, способными увести еврейскую молодежь от последовательного соблюдения вековых традиций. Вряд ли стоит спорить по поводу того, какой из этих двух факторов играл решающую роль, тем более что традиционные евреи стремились к обособленности и в тех странах, где правительства не пытались загнать их в некое подобие резерваций, очерченных географическими рамками. Но нельзя отрицать тот факт, что в Российской империи власть вела целенаправленную изоляционистскую политику и «открывала ворота» всегда точечно, внимательно следя за тем, чтобы вышедшие за пределы патриархальных традиций евреи не оказывали влияния на коренное население, а наоборот, менялись сами, перенимая религию, язык и культурные ценности титульной нации.

Причины бедности подавляющего большинства обитателей местечек уже были описаны в этой книге: это и ограничения на земледельческий труд, и стесненные условия для занятия многими видами деятельности, в результате чего значительная часть населения Черты была обречена на безработицу, постоянную нужду и голод. В поселке, где проживают всего несколько сотен жителей, ищут работу десятки портных, десятки сапожников, десятки парикмахеров. Вряд ли они смогут обеспечить себя клиентурой и заказами, вряд ли они смогут содержать в достатке свои многодетные семьи. А на территории Западного края таких штетлов были разбросаны сотни.