– Так пусть они летят. А мы следом.

– Меня пугали, что в это время здесь бывают туманы или шквальный ветер.

– Ну, папуль! Ветра же нет. И туман, как ты знаешь, опасен только при посадке. Если что – мы сразу улетим!

– Нежелательно, чтобы именно наш самолёт взлетал отсюда последним.

– Что? Здесь никто не остаётся?

– Естественно, нет. Это просто льдина, которую приспособили на весну для посадок самолётов с туристами. С июня Барнео пустует. Опасно здесь летом.

– Ну, папуль! Всего час! И всё! Что за час случится? Ты любишь меня? – дочка повисла на шее отца.

– Хорошо! Хорошо! Час! И ни минуты больше.

Марго вернулась и озвучила:

– Мы задерживаемся на час!

Все захлопали в ладоши и заулюлюкали в восторге.

– Ты с ним поговорила?

– Грэг! Я его задержаться еле уговорила. Давай я к нему перед посадкой ещё подойду.

– Не откладывать решение problems на завтра никогда! – скривил губы жених.

– Я сказала потом! Значит потом! – отрезала Марго.

Рабочие моментально разобрали сцену и палатки. Бульдозер, снегоходы, Феррари, а также различная утварь моментально исчезли в утробе грузового самолёта. Вся обслуга и музыканты также погрузились в авиагигант. Даже англичанка Эйлиш решила возвращаться вместе с другими артистами, предложив желающим своё место в «Гольфстриме». Впрочем, все отказались. Даже Каролина, которой босс предложил остаться, пожелала улететь. Она сослалась на необходимость организации размещения артистов в Мурманске и их дальнейшей отправки на родину. Первыми улетели вертолёты. Командир Ил-76 грустно помахал из своей огромной кабины коллегам с «Гольфстрима» и направил взревевший двигателями самолёт по ледовой полосе к взлёту.

Сразу стало немного тоскливо и одиноко. Моторика праздника поутихла. Грузовой самолёт не увёз только скульптуру Марго, ледяные горки, раскладной бассейн и деревянную баню, стоящую чуть в стороне.

– Пора, – вновь напомнил об обещании Грэг.

Маргарита недовольно покачала головой и направилась к отцу.

– Ну что, дочка, летим?

– Летим, летим! – Марго, улыбаясь, повисла у отца на шее. – Папуль, ты же меня любишь?

– Что за вопрос, – отец прижал её к себе и поцеловал.

– Простой вопрос…

– Ну, говори, говори!

– Мне двадцать лет исполнилось.

– И…

– Такая круглая взрослая цифра. Я уже большая.

– Так…

– Северный полюс – это здорово. Всем понравилось. Запомнится на всю жизнь.

– Так-так…

– Ты не мог бы мне ещё и денег подарить?

– Тебе не хватает тех десяти тысяч, что я кладу на твою карточку каждый месяц?

– Мама тоже мне такую сумму даёт. Но дело не в этом. На жизнь мне хватает.

– Хорошо. А сколько тебе надо? И зачем?

– Зачем? Папуль, это секрет.

– Сколько?

– Всего-то двадцать миллионов.

– Рублей?

– Пап, ты совсем что ли?

– Ого! Не понял, зачем тебе так много?

– Тебе жалко для единственной самой-самой любимой-прелюбимой дочурки?

– Нет, но я должен знать.

– Чего ты боишься? Конечно, не на наркотики.

– Я понимаю, понимаю. Не надувай губки. Это тебя не красит. Затеяла разговор на серьёзные темы, изволь быть сдержанной.

– Я так и думала. Ты меня не любишь.

– Люблю. Поэтому и интересуюсь.

– Ну вот скажи, это же для тебя мелочь! Ты вон какие самолеты покупаешь. Чего тут интересоваться?

– Во-первых, не мелочь. А во-вторых, я не хочу попусту волноваться в неведении. Да и мать твоя не согласится.

– Вот уж вспомнил её некстати. Чего это она не согласится?

– Потому, что мы оба не будем спокойны за твою безопасность.

– И при чём здесь моя безопасность?

– При том, что двадцать миллионов долларов у одинокой русской студентки – это очень опасно.

– Во-первых, я не одинока. Меня есть кому защитить. Во-вторых, я живу в США, а не в России.