Но муж сей был: высокий, статный, красавец неписанный. Все бабы так и липли к нему, ему только бровью повести. Ах, чего зря Душой кривить я и сама порой на него засматривалась. Ну, красавец, ну удалец! Сукин сын таков, хорош, ничего не скажешь!

Какой анфас! Какие серые глаза! Какой лоб прямой! А нос – это что-то, как у орла! Улыбка одно лишь загляденье! Эй, Богу, с радостью милой ему б была, но это не про нас, такого одной не удержать, ни там Любовью, ни там семьёй не выйдет!

А Катька эта, камеристка, которая… ну ты помнишь, я вначале про нее тебе говорила. При барышни, уж как лет пять была в услужении. Да, чертова дивчина, красою Бог ее одарил сполна! Умна, не по годам! и быстро все схватывала на лету. Ну, рукодельница, ей Богу! поцелована самим Святым Духом! и голос ангельский, как у певчего из оперы какого-нибудь малого театра. По сравнению с нею я гадкий утенок, а от того и злит меня. Ну, все дура, хватит себя корить, была и была…

Да, о чем это я. Вот ладная была, что спереди, что сзади. Куда не глянь, везде идеал. Стан, как у Богини! И влас русо-светлый, а космы доходили прям до пола. Одним лишь словом, Лада! Глаза, как сталь чисты. На личико глянешь, аж сердечко соловьиным пение наполняется и от того струны Души, так любовно звучат, любуясь ею!

Елизавета Павловна обладала тучной фигурой и сама была с народную сажень1, нос уточкой, ирис глаз, как у благоухающего можжевельника листья – зелены. Губки как у той крестьянки на портрете Ивана Аргунова2. Вид у нее с одной стороны угрюмый, а с другой от нее веяло какой-то аурой благости. Никогда не скажет плохого слово добрым людям!

Так мы и жили под одной крышей. Ой, Божечки! Ну и дура же я, рассказала про обитателей, а дом-то и не описала.

Это был старинное поместье, построенное еще в восемнадцатом веке в классическом стиле классицизма, как поговаривала хозяйка самим Матвеем Казаковым втайне для своего друга Игната Висильева, спасшего его жизнь от лиходеев3 на одной из дорог ведущую в Москву.

Дом сей был в три этажа. Залы широкие и роскошные, потолки высокие. Все здесь говорило о величии и подчеркивало благородство живущих в нем людей. Парк был сделан по высшему образцу европейских домов. Многие соседи смотрели и любовались прекрасным видом из окон. Откуда открывался вид на парк и лодочную станцию. Где дамы со своими спутниками садились в лодку и о чем-то своем разговаривали, любуясь природой с середины озера и на рядом плавающих диких уток – свиязей, а иногда даже на прилетающих лебедей. Не дом, а рай!

И вот на первом этаже жила прислуга, да о чем же это я, вот дуреха! Сейчас же так не говорят, по новомодному домочадцы! Да здесь жила эта Катька со своею трехцветной, простячкой кошкою Симкой. У нее всегда здесь была чистота и порядок. На втором этаже жила я с моим удальцом красавцем! Позже к нам прибился кот Матроскин. Блошистый, потертый, искусанный, но как ходил, словно это был граф, а не кот. А вот хозяйка жила на третьем этаже. Вела себя с нами учтиво, без хамства, как и полагается русской графине.

И так мы жили, не тужили, как вдруг к благородной даме пожаловала ее осиротевшая племянница. Ну, скажу тебе честно, моя залушка, на фуфыренная глупая девчонка! Знает что красива, а правильно распорядится своею женскою силою не могла. Так тетушка взяла на себя сей промах. Начала ее обучать как вести себя среди добродетельных людей. Собою Анна-Мария привезла аристократических кровей кошку Миланью.

И вот в один из вечеров, я приметила такую вот картину. Как начали разыгрываться кошачьи страсти. Да кто же мог бы подумать, что кошки тоже могут Любить?!