Вместо кухни он повел Черри наверх, и когда они проходили мимо следующего этажа, он обронил на ходу: «…мамина комната», – и повел ее выше, а Черри отметила, как целый этаж может быть комнатой для одного человека – наверняка там была огромная ванная и гардеробная. Еще она обратила внимание, что мистер и миссис Кавендиш, по всей видимости, не спали вместе. На следующем этаже Дэниел завел ее в одну из спален.

– Моя комната, – объявил он. – Хотя, в общем-то, уже не моя. Но здесь я вырос.

Помимо большой кровати из цельного дуба, шкафа и стола в глаза бросался настоящий алтарь, посвященный стоявшему рядом с ней человеку. Каждую стену, каждую поверхность занимали фотографии: Дэниел в Мачу-Пикчу, на острове Пасхи, у пирамид. Дэниел в горах и во время «вояжа». Здесь были награды, кубки по регби, крикету и теннису. Нигде не было ни пылинки. Наглядная иллюстрация его детства и всего того, к чему ему был открыт доступ.

– Ого. Сколько достижений.

– Я тут ни при чем. То есть я побегал в свое время, но хранит их здесь мама.

– Она, должно быть, очень тобой гордится.

Вместо ответа Дэниел положил руку ей на шею и начал целовать ее, но Черри увернулась.

– Твои родители внизу, – зашипела она.

– Да, – согласился он, продолжая целовать ее.

Она оттолкнула его.

– Я хочу произвести хорошее впечатление. Из-за тебя я останусь растрепанной.

– Ты сегодня потрясающе выглядишь. Не хочешь по-быстрому?

– Категорически нет.

Раздался звонок. Дэниел простонал.

– У мамы на нас другие планы.

– Только не говори, что это был колокольчик.

– Дом большой. Должна же она как-то звать меня к столу. Вот и что ты прикажешь мне с этим делать? – он указал на свой пах с выпирающим в области молнии бугорком.

– Весь вечер представляй меня голую.

– Вечно ты дразнишься.

Но Черри знала, что ему это нравилось. Держа ее за руку, Дэниел свел ее по лестнице. В холле они пересеклись с Лорой. Та несла поднос с кокотницами, от которых шел легкий пар.

– Мне жаль прерывать вашу экскурсию, но суфле остывает.

Дэниел отпустил ее руку и забрал поднос у матери. Черри почувствовала, как будто ее бросили на произвол судьбы, и нервы снова дали о себе знать.

Ужин накрыли в столовой. За их столом давно не собиралось столько человек, как сегодня. Черри сидела напротив Говарда, Дэниел – напротив матери. Все сияло со знанием своего дела: приборы, бокалы, даже тарелки – белый сервиз с цветочками, нарисованными на кромке. На стене висела огромная современная картина. Она приковывала к себе взгляд и заявляла о баснословных деньгах, как и все в этом доме.

– Надеюсь, тебе нравится краб, – сказала Лора, когда Дэниел поставил поднос на стол.

Черри обмерла. Крабового мяса она терпеть не могла. Однажды мама купила его со скидкой на исходе срока годности, и это был неудачный эксперимент: Черри полночи рвало в ванной. Она и сейчас почуяла этот особенный рыбный душок, но продолжала держаться. Перед ней поставили кокотницу с мягким воздушным суфле, которое так и просилось, чтобы она вонзилась вилкой в его набухшую шапочку. Черри тянула, сколько могла. Но только когда все получили свои порции и приступили к еде, она взяла маленькую вилочку, подцепила мяса меньше, чем у нее получилось бы ложкой, и робко попробовала. Черри с трудом подавила рвотные позывы. Она с досадой подумала, как же дотерпеть до конца ужина, чтобы и ее не стошнило, и не обидеть хозяйку. Она сделала паузу и глотнула вина, потом медленно взяла вилкой очередную порцию, но Лора заметила, что ей дается это с трудом.

– Ты не любишь морепродукты?

Черри хотела было сказать, что все в порядке, но сдалась.