Приткнувшись с парящим бокалом молока и кульком печенек у стола, она, жмурясь, с наслаждением отхлебнула. Молоко было что надо: купила сегодня у соседей, на Заовражной. Надо было спуститься вниз по улице, к дому номер три, и нажать на беззвучную кнопку. Хозяйство держала странная, даже немного пугающая пара угрюмых глухонемых. Калитку открыл невысокого роста мужик с коричневым, навечно пропечённым солнцем лицом, оставившем на лбу и щеках глубокие складки. Женька протянула ему заранее подготовленную записку, деньги и корзинку с банками. Тот кивнул и скрылся во дворе.

Через некоторое время заказ вынесла его жена – такая же мрачная, с той же печатью тяжёлого крестьянского труда на лице. Она молча отдала покупки и захлопнула тяжёлую калитку.

Ощущение после этого похода за молоком осталось какое-то гнетущее. Женька даже помотала головой, стараясь прогнать его. Ведь Артём этих людей весьма рекомендовал!

Он, конечно, сразу предупредил, что хозяева вряд ли могут показаться людьми приятными, зато продукты у них прекрасные, а хозяйка опрятна и добросовестна. Все их в округе знают и на базаре у сомнительных тёток не отовариваются.

– И не тарабань в калитку, – назидательно напутствовал сосед, – всё равно не услышат. А жми кнопку – это не звуковой, а световой сигнал. Лампочки у них по всему дому и двору развешаны – заметят…

После проведённого вместе дня как-то незаметно перешли на «ты». Чувство было такое, будто сто лет знакомы – чего уж жеманничать…

Он заехал за ней, как и обещал, через пару часов. На мотоцикле. Женька с восторгом обошла по кругу рыкающего мускулистого «коня», чернолаково бликующего на солнце, оценила брутальную посадку всадника в шлеме.

– Ну что, – сказал всадник сиплым томным голосом и посмотрел на неё воловьим взором совратителя юных дев, – джамп ин май ка, бэби…

Женька хихикнула, натянула шлем и перекинула ногу через седло так естественно, будто поездка на байке не была для неё первой в жизни. Широкая «ямаха» мягко тронулась с места. Она осторожно лавировала по улочкам Старого города и, разогнавшись, неслась по проспекту нового. Женька хохотала и взвизгивала на особо круто закладываемых виражах и поворотах – не от страха, а от радости, которая билась, искрилась и пенилась в груди. Восторг распирал её и рвался наружу:

– Как же хорошо! – прокричала она на мосту солнцу, ветру и несущейся внизу Волге.

Раскинула руки, закрыла глаза – радость несла её на крыльях молодости и свободы…

––

…В риэлторской конторе ничего сколь-нибудь существенного разузнать не удалось. Кроме того, что таки да – продажей её дома занимался пропавший сотрудник. Но ни о каких покупателях директор агентства не слышала.

– Что же мне делать? – не особо заинтересованно осведомилась клиентка, всё ещё переживая мотополёт.

Суровая директриса поджала губы:

– Все дела по Заовражной сейчас переданы другому сотруднику. Держите с ним связь, – она пожала плечами. – Ну надо же – покупатель… На моей памяти, Евгения Дмитриевна, а я живу в Володарьевске всю жизнь и продажей домов занимаюсь лет двадцать, не яру не было продано ни одного объекта.

– Вот как? А… – попыталась сконцентрироваться на разговоре наследница.

– Ну что ж, – Артём торопливо поднялся, – спасибо, что уделили нам время. Можем попросить у вас координаты нового риэлтора?..

– Как странно… – задумчиво протянула Женька, спускаясь с крыльца Дома быта.

– Что странного?

– Не могу объяснить… У меня какое-то странное ощущение с тех пор, как я сюда приехала. Знаешь… Будто в театре… Всё, вроде, так празднично-красиво: пасторальные пастушки, голубое небо, горы, сады, античные храмы, но… На самом деле – это всё нарисованные декорации к спектаклю! А за ними – грязь, пыль, паутина, пьяный монтёр и актёрская грызня за роли…