В селениях, которые располагались среди лесов, обычно поклонялись духам лесных зверей. В столице, построенной в степи, почитали степного верблюда и орла. Впрочем, мы одинаково уважали всех духов, ведь каждый из них покровительствовал разным аспектам жизни. Например, мамонт-рыба менял русла рек, создавал новые водоемы и осушал старые. Если его уважить, то он спасал от засухи, а если нет – вода могла исчезнуть. Арзури, дух леса, иногда помогала заблудившимся путникам найти нужную тропу, а порой, наоборот, запутывала тропы еще сильнее. Горная ящерица заботилась о пещерах и уберегала их от обвалов, именно этому духу приносили подношения мои тюремщики-жрецы. В общем, духов существовало великое множество. Мы их не боялись и знали, что они не тронут, если не тронешь их, а если уважишь, то можешь рассчитывать на их помощь.

– Добрый вечер, – поприветствовал шамана Дэмир. – Прошу, осмотрите девушку, она была в плену у разбойников и, как видно, ранена.

– Ужасно, – покачал головой старик. – Давно они тут не объявлялись. Прошу, проходите.

Он отодвинулся, пропуская нас в дом.

– Проходите, Кара. – Дэмир подтолкнул меня к порогу. – Я останусь тут и прослежу чтобы с вами всё было в порядке.

Комната, в которой я очутилась, была тесной и темной, всюду висели шкуры животных, а на полках стояла ритуальная утварь и изделия из дерева. Особенно мне понравилась большая скульптура в виде головы лося, которая была вырезана настолько искусно, что я бы не отказалась поставить ее в своем дворце.

– Давай мы тебя осмотрим, девушка, – мягко сказал шаман. – Где болит?

– Мне порезали ножом руку, – коротко ответила я. – А еще я ударилась подбородком о землю.

Я потрогала подбородок и поморщилась от боли.

– Садись. – Старик указал на тюфяк.

Нерешительно помявшись, я всё же села.

– Не думала же ты, что тебя отведут в дворцовые покои и будут обращаться как с Великим ханом, – подметила Юёр.

Не думала. Но в пещерах обычно представляла, что когда выберусь на свободу, то сразу окажусь дома. Очевидно, всё будет куда сложнее.

Шаман осмотрел мою руку и ножиком для бинтов чиркнул по ткани рубахи. Рукав ненужной тряпкой скатился по предплечью.

– Как долго ты пробыла в плену у разбойников? – спросил он.

– Я точно не помню, у меня что-то с головой, – сказала я.

Хорошая отговорка, чтобы объяснить мою неосведомленность о том, что происходит в мире.

– Изверги! Похищают наших девушек, морят голодом, превращают в дикарок… Когда это кончится? Боюсь, нам никто не собирается помогать.

Когда-то я считалась первой красавицей ханства. На меня равнялись девушки из знатных семей, копировали мои наряды, прически и макияж. А теперь я дикарка. Я точно не знала, как сейчас выглядела, потому что отражение в грязной металлической тарелке, служившей мне в гробницах зеркалом, было нечетким, но не сомневалась, что от прежней красоты, о которой слагали стихи и пели песни, не осталось и следа. Но, по правде говоря, моя красота была резуль татом долгой и упорной работы многих людей: портных и швей, которые создавали платья, служанок, ко торые заплетали мне волосы и красили лицо, и художников, ко торые рисовали мои портреты, приукрашивая при этом действительность.

– Да уж, – вздохнула я.

– Тебе повезло, что выбралась. Не многим это удавалось. С начала войны люди будто превратились в злых духов. Всюду промышляют эти мерзавцы, которые похищают драгоценности и юных девушек, чтобы продать таким же мерзавцам в пусты не. Кто знает, сколько еще продлится это безобразие. При хане Аслане такого никогда не бывало. Правление Жанбулата рано или поздно погубит нас всех.