Ринка почти добралась до заветного шкафа. Кто же ей сказал, что именно тут – ключ? Неважно! Осталось всего ничего, только протянуть руку…

Остро-серебристые нити распутались, сложившись в красивый узор, напоминающий одновременно чешую и крылья, вспыхнули, и дверцы шкафа раскрылись сами. Внутри лежал всего один фолиант. Большущий, обтянутый перламутрово-зеленоватой кожей, похожей на змеиную, с массивными золотыми застежками, украшенными немыслимых размеров камнями. Даже в библиотечной пыли они сияли, словно новогодняя гирлянда. И притягивали, манили, обещали…

В носу нестерпимо засвербело, словно в лицо попал кошачий хвост. Даже на языке почувствовался вкус шерсти. Ринка потерла нос, но это не помогло, свербело все сильнее и сильнее…

– Апчхи!

– Будьте здоровы, – отозвалось сразу несколько голосов…

– Молчать, – оборвал их другой голос. Низкий, глубокий, бархатный. Как будто бы знакомый, но кто это?

Книги мгновенно притихли и притворились обычными, не волшебными. А Ринка внезапно осознала, что стоит босиком, в одной только шелковой сорочке. Длинной, по щиколотку, но сверху – на тонюсеньких бретельках и едва прикрывающей грудь. По спине щекотно пробежали мурашки, пальцы на ногах поджались. А вот свербеть в носу перестало, как будто пыль исчезла.

С трудом отведя взгляд от перламутрово-зеленой обложки, Ринка начала оборачиваться – медленно, ужасно медленно, словно фолиант не отпускал ее. Даже сделала еще один крохотный шажок вперед, к шкафу.

Серебристые нити вновь зашевелились, натянулись, и Ринке показалось, что они превратились в сеть – и все равно она была не в силах устоять на месте. Даже о том, что кто-то пришел в библиотеку, и она хотела обернуться, почти забыла…

Горячие сухие ладони легли ей на глаза, и тот же самый голос приказал:

– Место! – и непреодолимое желание взять в руки фолиант исчезло, а из шкафа послышался разочарованный не то рык, не то вздох.

Одновременно с этим Ринку обдало колкой прохладой, словно порывом ветра с нее сорвало теплый и ласковый кокон. Но ведь сорочка осталась на ней, а больше ничего и не было? Как странно!

– Ты очень неосторожна, – шепнули позади Ринки, и на смену прохладе пришло тепло мужского тела и горько-терпкий, знакомый и обещающий что-то хорошее запах. Но она все равно невольно вздрогнула, не столько от неожиданности, сколько от обостренного ощущения чужого тепла и собственной почти-наготы. – Все хорошо, – сказали ей, едва касаясь дыханием и губами ее уха, но так и не убрав ладоней с ее глаз.

Она бы поверила, если бы могла понять – кто это? Почему она согласна, что незнакомец имеет право обнимать ее, и почему ей кажется правильным прижаться к нему спиной и склонить голову, подставляя шею под поцелуи?

И пока она гадала, тело сделало все само – и прижалось, и подставило шею. А незнакомец тут же провел по ней губами, рождая внутри Ринки волну предвкушения и заставляя ее сердце биться быстрее. А еще у нее почему-то образовалась слабость в коленях, и безумно захотелось схватиться за надежную мужскую руку… или плечи… или что-то еще… И понять, наконец…

– Кто ты? Я хочу видеть!

Мужчина вместо ответа потерся об нее бедрами, так и не убирая ладоней с ее глаз, и Ринка тихоньки вскрикнула, таким ярким и неожиданным было удовольствие. Просто от того, что она почувствовала его возбуждение.

– Чш, ты увидишь меня чуть позже. Пока нельзя.

– Чуш-ш-шь! – пошелестело где-то рядом и вокруг, и Ринки как будто коснулась паутина. – Мош-ш-шно! Все мош-ш-шно! Он лш-ш-шет!

Мужчина позади Ринки на миг оторвался от ее плеча и тихонько рыкнул – как большой зверь, совершенно нечеловеческим звуком. Паутина исчезла, а Ринке внезапно стало весело, словно внутри забурлили пузырьки от шампанского.