Когда я был маленький, на мой день рождения всегда шел небольшой снежок.

Грязь немного прихватывало. Климат с тех пор изменился.

Я с истеричным криком елозил жопой по слегка замёрзшей луже и орал.

Девчонки перепугались и разбежались кто куда.

Мать всыпала мне подзатыльник и, дёрнув за воротник, уволокла домой. Конечно, она догадалась, почему я закатил истерику. Она меня не ругала, и про это никто не узнал. Так я запомнил свои пять лет.

Я помню бабушку по отцу, которая умерла, когда мне было два года. Она держала меня за руки, а я скакал, стоя на ее ступнях, которыми она меня слегка подбрасывала вверх. Было страшно, но весело.

У нас был телевизор «Рубин». По вечерам все соседи приходили смотреть этот мутный экран. Я не любил телевизор. Там часто пели протяжным голосом какие-то длинные песни. Танцевали в коротких юбках под нудную музыку и играли какие-то долгие симфонии. Смотреть на то, как люди сидят и держат в руках непонятные инструменты, издающие раздражающие звуки с иногда появляющимся громом, было неинтересно.

Отец любил смотреть программу «Время». Я знал, что два раза в неделю показывают мультики, а по субботам – детское кино. Были и другие интересные фильмы про Чапаева и войну. Фильмов было немного, и я их помню до сих пор. Врезался в память фильм про Ледовое побоище, там немецкие рыцари в «вёдрах» на головах с крестами на белых одеждах дрались с нашими воинами.

Хоккей с футболом я не любил (куча мужиков бегала за одним предметом), зато обожал «В мире животных» и «Клуб кинопутешественников». Эти передачи пробуждали во мне яркие фантазии. Мне нравилось мысленно оказываться в незнакомых местах, рядом с причудливыми животными, в трудных условиях. Я, преодолевая нескончаемые трудности, выживал в самых экстремальных условиях.

Очень часто моя мама ходила к соседке Вали и брала меня с собой. Там жил мальчик Андрей, и мы с ним играли. Ставили на старый сундук табуреты, это был наш корабль. Начинался шторм, нас разбивало о скалы, табуреты летели на пол, мы тонули и вплавь добирались до печки. Она была нашим теплым островом спасения.

Помню, в детском садике, в тихий час, мне плохо удавалось заснуть. А постоянные угрозы воспитательницы, что она сейчас возьмёт большую банку горчицы и будет мазать глаза, заставляли меня лежать очень тихо. Обычно я смотрел в окно. Там медленно колыхались ветви клёна, тогда я тоже разглядывал три листика на самом конце ветки. Осенью они краснели, а потом улетали, их исчезновение было сродни смерти.

Мне всегда было грустно, когда улетал последний листок. Я наблюдал за ними несколько дней, но когда этот день приходил, всегда не заставал самого момента падения. Меня встречала голая ветка, грустно шатающаяся на ветру, которая противно скрежетала по стеклу.

Когда хоронили мать моего лучшего друга Андрея, нас, пятилетних ребятишек, оставили в автобусе.

Я понимал почему, чтобы мой друг не видел, как его мать забрасывают грязной осенней землёй. Он в это время возился на заднем сиденье, откручивал голыми руками большую гайку. Тогда я думал, что он просто не понимает того, что происходит, а я-то знал.

Я узнал это с самого утра, когда проснулся от стука в дверь. Это был отец Андрея. Он громко плакал и сказал: «Валя умерла, я сейчас приведу сына, только не надо ему ничего говорить».

Когда пришел Андрей, я уже был одет и сидел за столом, ждал его пить чай с малиновым вареньем.

Андрей был грустный, он молчал, не смотрел никому в глаза. Мы пили чай молча. Я, конечно, не выдержал и спросил: «А мама у тебя что сейчас делает?»

«Ночью она сильно болела, сосала сосульки, а сейчас спит в зале на столе».