– Наша дружба, Брэдли, не такое нежное растение, выдержит. Ну поймите, я отказываюсь делать вид, будто ничего не произошло, и вам не советую. Я знаю, два человека могут быть проклятием друг для друга…

– Вот именно.

– Но иногда, если не прятаться и смотреть правде в глаза, все оказывается не так страшно. И вы не должны прятаться, все равно у вас ничего не выйдет, она здесь и хочет во что бы то ни стало вас увидеть, она умирает от интереса, и вам не избежать встречи. И знаете ли, она такой удивительно приятный человек…

– По-моему, ничего глупее вы бы сказать не могли.

– Да-да, я вас понимаю. Но раз вы все еще относитесь к ней так эмоционально…

– Вовсе нет!

– Брэдли, будьте искренни.

– А вы перестаньте меня мучить! Я так и знал, что вы появитесь здесь с этим торжествующим видом…

– Откуда у меня может быть торжествующий вид? У меня нет никакого повода торжествовать.

– А как же. Вы познакомились с ней, обсуждали меня, нашли ее «таким удивительно приятным человеком»…

– Брэдли, не кричите. Я…

Снова телефонный звонок.

Я выхожу и снимаю трубку.

– Брэд? Неужели это в самом деле ты? Догадайся, кто с тобой говорит!

Я опускаю трубку, осторожно, чтобы не произвести шума. Потом возвращаюсь в гостиную и снова сажусь в кресло.

– Это была она.

– Вы побледнели как полотно! Вам дурно? Дать вам что-нибудь? Простите меня за этот глупый разговор. Она у телефона?

– Нет. Я… повесил трубку…

Телефон звонит опять. Я не двигаюсь с места.

– Брэдли, позвольте, я поговорю с ней.

– Нет.

Я оказываюсь у телефона, когда Арнольд уже успел поднять трубку. Спешу нажать на рычаг.

– Брэдли, поймите, вам все равно никуда не деться, так или иначе придется с ней встретиться. Ну, она возьмет такси и приедет сюда.

Снова телефонный звонок. Снимаю трубку и держу ее на некотором удалении. Голос Кристиан, даже с американской гнусавинкой, сразу можно узнать. Падает пелена лет.

– Брэд, прошу тебя, послушай, я тут неподалеку, ну, знаешь, в нашем старом доме. Может, заглянул бы, а? У меня есть виски. Брэд, только, пожалуйста, не хлопай трубкой, не будь таким. Лучше приходи в гости. Мне безумно хочется на тебя поглядеть. Я весь день дома, до пяти во всяком случае.

Я повесил трубку.

– Она хочет, чтобы я пришел к ней в гости.

– Надо пойти, Брэдли, ничего не поделаешь. Судьба.

– Не пойду.

Опять звонит телефон. Снимаю трубку и кладу на столик. Она отдаленно воркует. Раздается пронзительный голос Присциллы:

– Брэдли!

– Не прикасайтесь!

Я указал Арнольду пальцем на лежащую трубку и вышел к Присцилле.

– У тебя там Арнольд Баффин?

Она сидела, спустив ноги, на краю кровати. К моему удивлению, на ней была надета юбка и блуза и она деловито обмазывала нос какой-то желтовато-розовой дрянью.

– Да.

– Я, пожалуй, выйду к нему. Надо его поблагодарить.

– Как хочешь. Присцилла, я сейчас должен уйти на час или два. Ты подождешь меня? Я вернусь к обеду, может быть, чуть опоздаю. Попрошу Арнольда посидеть с тобой.

– Ты не очень надолго?

– Да нет же.

Я выбежал к Арнольду.

– Вы не побудете с Присциллой? Врач не советовал оставлять ее одну.

– Пожалуй, – ответил Арнольд без удовольствия. – Выпить здесь найдется? Я, собственно, хотел поговорить с вами о Рейчел и о вашем странном письме. Куда это вы вдруг?

– В гости к Кристиан.

Супружество, я уже говорил, очень странная вещь. Непонятно вообще, как оно существует. По-моему, когда люди хвастают, что счастливы в браке, это самообман, если не прямая ложь. Человеческая душа не предназначена для постоянного соприкосновения с душой другого человека, из такой насильственной близости нередко родится бесконечное одиночество, терпеть которое предписано правилами игры. Ничто не может сравниться с бесплодным одиночеством двоих в одной клетке. Те, кто снаружи, еще могут, если им надо, сознательно или инстинктивно искать избавления в близости других людей. Но единство двоих не способно к внешнему общению, счастье еще, если с годами оно сохраняет способность к общению внутри себя. Или это во мне говорит голос завистливого неудачника? Я имею в виду, разумеется, обычные «счастливые браки». В тех же случаях, когда единство двоих оказывается генератором взаимной вражды, получается уже ад в чистом виде. Я оставил Кристиан до того, как наш ад окончательно созрел. Мне стало ясно, к чему идет дело.