– Привет! – мальчик простоватой наружности стянул перчатку и с широкой улыбкой протянул руку. У него были большие руки, в которых удобно лежала бы рукоять топора или молота. – Ух ты, у тебя разноцветные глаза!

Я посмотрела на руку и растерянно взглянула на герцога. Он кивнул. Я неуверенно протянула обнаженную ладонь. Меня кольнула детская ревность при мысли о том, что герцог жил с этими детьми, оставляя меня в большом пустом доме.

– Я Берек, а ты…?

– …ек.

– Как? – он с улыбкой сжал сильнее мою руку.

– Меня зовут Джек, – повторила я, с напором отвечая на пожатие.

– Надо же, – вздохнул он. – У тебя такие маленькие руки…

Я выдернула ладонь, смутившись.

– …но сильные, – закончил Берек с растерянной, извиняющейся улыбкой, которую он носил на лице как броню, часто ощущая себя лишним в семье Вайрона.

Второй мальчик, заметив на себе внимание герцога, вымученно вздохнул и медленно, пощипывая пальцы, снял перчатку, словно делая одолжение. Он нехотя протянул руку жестом, чем-то схожим с тем, каким короли одаривают своим прикосновением.

– Я старший сын герцога, наследник его славного имени, Роберт Вайрон.

– Джек, – натужно выдавила я. – Рад встрече.

Рука Роберта была мягкой, холеной, совсем как выделанная кожа.

– Только лишь Джек? – лениво спросил он, пожимая мою руку с выражением брезгливости и высокомерия.

Была в затруднительном положении. Никогда прежде мне не приходилось представляться полным именем, с которым я так и не сжилась. Роберт смотрел на меня в упор, не отпуская моей руки и удерживая зрительный контакт, и до того он был противен мне в тот момент, что я насилу выдернула руку и неожиданно громко, привлекая внимание всех, находившихся во дворе, сказала:

– Джек Вайрон, наследник герцогского титула.

Роберт отшатнулся. В его глазах загорелась злость, но тут же сменилась снисходительной насмешкой. Он натянуто, искусственно рассмеялся:

– Ты должно быть шутишь! Лишь старший сын может быть наследником!

– Покажи мне, где это написано.

– Так всегда было!

– А теперь не будет! – заражаясь его пылом, воскликнула я, выдерживая давление, которому непременно подвергается невыдающийся в росте человек в споре с тем, кто смотрит на него сверху вниз.

Что я, что Роберт, оба ожидали вмешательства Вайрона: я – с опасением, он – с надеждой. Но ни герцог, ни учителя, ни слуги не вмешались. Возможно, они не вмешались бы и в том случае, если бы дело дошло до драки, к чему я уже была готова – до того сильно распалил меня этот самоуверенный мальчишка с мягкими ручками. Однако я тогда еще не знала, что Роберт был трусом. Он бы никогда не осмелился ударить ни меня, ни с Берека, потому что боялся, и боялся не столько боли, сколько унижения ходить с разбитым лицом, будучи наследником величайшего в Рое дома. Он не знал, что куда унизительнее – терпеть, когда тебя оскорбляют.

Герцог уехал утром на следующий день до того, как я проснулась. Он никому не сказал, куда едет и когда вернется, и шумные гости Монштура остались на моем попечении.

Роберт был настоящим бедствием. Он изводил слуг капризами и жалобами. Закрываясь в комнате, он требовал, чтобы его учили отдельно от нас, и отказывался спускаться к завтраку, если в столовой уже кто-то был. Подступиться к нему было невозможно: ни просьбы, ни мольбы не смягчали его вздорного характера.

Принципиально другим человеком был Берек Тонк – единственный сын южного лорда и давнего товарища герцога. Барон умер несколько лет назад, оставив после себя сына и долги, которые долгое время держал втайне от семьи. После его смерти все земли Тонков должны были быть распроданы в качестве погашения долгов, но Вайрон выкупил все расписки и забрал мальчика себе. Барон Тонк мечтал, чтобы его сын служил в кавалерии, и сам Берек верил, что всю жизнь мечтал о том же. После смерти отца перед Береком открылись все дороги. У него было будущее, имя, вотчина, надменный шепоток за спиной и чужая навязанная мечта.