– Шепотом упоминал людей какого-то господина Лейва, которые дадут за отроков больше, – пояснил Снорри.

– Лейва? – насторожился ярл. – Не тот ли это Лейв, что так портил нам кровь в Хазарии?

– А что ему тут делать? – вопросом на вопрос ответил Ирландец. – Не забывай, Хельги-ярл, Лейв – человек Скъольда Альвсена и обязан отчитаться перед ним за все сделки. А если не отчитается, то... Ты знаешь Скъольда.

– Да, тогда бедняге Лейву лучше не показываться в Халогаланде, – со смехом произнес Снорри.

– Так, может, он и решил не показываться? – задумчиво переспросил ярл. – Светает. Пора в обратный путь, други.

Восходящее солнце золотом заливало восток, плавилось в волнах реки, ярким пламенем горело в вершинах сосен. По голубому утреннему небу медленно плыли узкие перистые облака, белые, полупрозрачные, чуть подсвеченные снизу желтым солнечным светом. От реки поднимался туман, густой, холодный, плотный, словно разлитый на землю кисель. Туман затягивал камыши, ивы и, поднимаясь выше, к соснам и дроку, таял, змеясь в лощинах длинными белыми языками. Четверо всадников, подгоняя коней, неслись вдоль реки, на скаку перепрыгивая наполненные туманом овраги.


– Харинтий Гусь не продал ромею отроков? Странно. – Тайный осведомитель ярла Ярил Зевота почесал подбородок.

Был как раз конец недели, время, установленное ярлом для тайных встреч с агентом, и Ярил не опоздал, явился вовремя – помнил о том, что клок его волос остается во власти варяжского колдуна – ярла, к тому же знал, что за важные вести получит по меньшей мере гривну. Правда, особо важных вестей пока не было. Ильман Карась ничем необычным себя не проявлял, так, лиходействовал помалу, даже, наверное, меньше, чем прежде.

– С чего бы это? – спросил Хельги.

– Вот и я думаю – с чего бы? – эхом откликнулся Зевота. В серо-зеленых пройдошистых глазах его мелькнула искорка страха, что не укрылось от наблюдательного ярла.

– Может, ты чего-то не договариваешь, Ярил? – сощурил глаза Хельги. – Помни, у меня найдутся средства развязать тебе язык.

– О нет, боярин! – с мольбой воскликнул агент. – Не надо. Поверь, я и так говорю всё, что знаю, клянусь Перуном.

– Но ты, похоже, сильно боишься Ильмана... или не только Ильмана?

Парень вздрогнул:

– Поистине, от тебя ничего не скроешь, ярл. – Он передернул плечами и, схватив стоящую на узком столе деревянную чашу с квасом, принялся жадно пить. Узкий кадык заходил на тощей шее, и Хельги на миг стало жаль этого нескладного хитрована, на поверку оказавшегося не таким уж и хитрым и вынужденным жить между двух огней – Хельги и Ильманом... или?

– Так кого ты боишься? Говори! – Ярл хлопнул ладонью по столу. – Говори же!

– Я и сам не знаю... – опустив глаза, пробормотал Ярил Зевота. – Ильман Карась – он обычный лиходей, каких много. Ну, шею может свернуть или, там, замучить лютой смертью. Но объявился у него дружок, тоже вроде бы простой человечишко, хоть и душегуб изрядный, однако ж есть еще кто-то, кого и дружок этот, и сам Ильман Карась боятся... Не знаю, кто он, но боятся его, точно. Думаю, это он и приказывает Карасю бесчинствовать. Ну, там, где можно было б и не лишать живота, убивать, да пострашнее, да опосля подбрасывать убитых на людные улицы.

– Он – это кто?

– Не знаю, ярл. Клянусь кровью отца!

– Узнай, – посоветовал ярл. – И этот вот, дружок Ильмана Карася... Он что, тоже без имени?

– Нет, ну этого я хотя бы видел. Раза два, правда. Смуглый, голова, как бубен, сам тощий, но жилистый, сильный, хотя на вид – мозгляк мозгляком. Да его так и кличут – Истома Мозгляк.

– Что?! – переглянувшись, разом воскликнули Хельги и до того сидевший молча Ирландец. – Что ж ты раньше о нем не рассказывал?