– Мы не обещаем тебе легкой смерти, – коверкая слова, тихо произнес Конхобар Ирландец, глядя прямо в глаза пленнику. – Ты пытался бежать и тем доставил нам беспокойство.
Разбойник побледнел, краем глаза следя, как Ирландец нагревает в пламени очага острое лезвие кинжала.
– Мы вообще не будем убивать тебя. Зачем? Этим клинком я выну тебе оба глаза.
Парень сглотнул слюну:
– Чего вы хотите от меня?
– Слов, – охотно откликнулся скромно сидевший в уголке Хельги. – Вернее, доброй беседы.
Они находились в небольшой хижине, что располагалась в самом углу постоялого двора дедки Зверина, за яблонями и амбаром. Хижина эта, как и прочие до половины уходившая в землю, зимой использовалась под кухню, а летом – для ночлега прибывших с купцами слуг. Сейчас в ней слуг не было, а, с разрешения хозяина, были, не считая пленного, Ирландец и Хельги. Заглянувший было Никифор отказался пытать пленного, заявив, что это не по-христиански, и, дабы не скорбеть душой за своих друзей, вынужденных предаваться столь малопочтенному, но, увы, в данном случае, необходимому занятию, отправился к пристани – погулять, подождать с реки Ладиславу, которая вот-вот должна была вернуться, а заодно и прикупить чего-нибудь редкостного, типа мощей Святого Михаила, которыми, говорят, торговали прямо с ладьи недавно приплывшие греки. Снорри охотно согласился составить ему компанию, не очень-то понимая, зачем ярлу вообще нужен пленник, – лучше б уж было сразу его убить, чтоб не возиться. Впрочем, на этот счет у Хельги, как и у Ирландца, было свое, особое, мнение.
– Так мы дождемся от тебя понятного слова? – сплюнув в угол, вновь обратился к пленному Хельги. – Конхобар, ты уже накалил кинжал?
– О да, мой ярл! – Ирландец поднес кинжал прямо к левому глазу парня. Тот инстинктивно отдернул голову, ударившись о стену. Приблизившись к нему, Хельги зашептал, страшно, свистяще, как шептали бы змеи, умей они говорить:
– Ты знаешь, как поступают ромеи в Царьграде? Они редко убивают. Всего лишь выкалывают глаза и оскопляют. Конхобар, мы сможем быстро оскопить его? – Ярл резко обернулся к Ирландцу.
– Пожалуй, – мрачно кивнул тот. – Но может быть, для начала вырвать ему язык, чтоб не орал? Всё равно ведь ничего не скажет.
– Я скажу! Скажу! – закричал пленник. – Всё, всё, что вы хотите! Это всё Утема, гад...
– Если хочешь говорить, то говори тише. – Поморщившись, Хельги прикрыл ладонями уши. – Так кто такой этот Утема-гад?
– Да вы уже убили его... – Парень невесело скривил губы. – Это родич мой. У нас за Почайной селенье. Зимой – всё больше охота, весной – посад, осенью – урожай. А вот летось... Летось и подбил меня Утема в Киеве полиходейничать. Говорил, мол, летось купчишек в Киеве много, да и люду разного приезжего... вот и хорошо можно поразжиться кольцами да браслетами.
– Ну и как? – усмехнулся Хельги. – Поразжи-лись?
– Да немного. – Пленник пожал плечами. – Поначалу-то, в прошлое лето, неплохо было. Мечислав – хозяин корчмы со Щековицы – с нами в доле. А вот с тех пор, как прибился к Мечиславу Ильман Карась с Ладоги...
– Кто?
– Ильман Карась. Мечислав ему что-то должен был, с давних пор еще, вот Ильман и приплыл с Ладоги, что-то невмочь ему там стало.
– А что так?
– Да я и не ведаю, что там у него за дела. Утема как-то спросил, так Ильман этот на него так зыркнул, что... Вот и стали мы на Ильмана Карася робить. Умен он, коварен, злохитр.
– Так это для вас и неплохо?
– А я разве говорю, что плохо? Ой... – Пленник вдруг осекся, с откровенным страхом взглянув на ярла. Тот усмехнулся:
– Я знаю, сейчас ты думаешь, как бы от нас убежать, но никакие мысли по этому поводу к тебе пока не приходят. Могу сказать, что и не придут, не успеют.