– Как это «избавиться»? – поинтересовался Гордеев.

– Ну, удалить его из предвыборной гонки. Навешали на него всех собак… Оклеветали. Короче говоря, нам с вами надо будет встретиться, и я вам все подробно расскажу.

– Нет, вы знаете, наверно, ничего не получится… – подумав, ответил Гордеев.

– Но почему? У вас сейчас много неотложных дел?

– Нет… Но, знаете ли… – протянул Гордеев.

– Что же тогда? – перебил его Зайцев.

Гордеев почувствовал в его голосе металлические начальственные нотки.

– Дело в том, что самые ненавистные для меня дела – это дела подобного рода, – признался Гордеев.

– Почему? – спросил Зайцев.

– Скажу вам честно, потому что, по моему мнению, политика – это одна сплошная грязь, – объяснил Гордеев.

– Ну-у… – протянул Зайцев, – на самом деле это далеко не так. Есть чистая политика. И чистые политики.

– И один из них, конечно, ваш брат? – спросил Гордеев.

– Да, – уверенно ответил Зайцев, не почувствовав иронии. – И для того, чтобы политика не воспринималась как нечто грязное и бесчестное, ну… вот как вы сейчас о ней сказали, надо сделать так, чтобы честных политиков было как можно больше. А для этого надо помочь моему брату.

– Вы знаете, у меня уже не раз был такой опыт работы, – сказал Гордеев со вздохом. – Я знаю, на выборах все подсиживают друг друга, пытаются друг друга убрать… И большей частью все это надумано, сфабриковано!..

– Вот именно, – подтвердил Зайцев.

– …И на самом деле не разберешь, кто прав, а кто виноват, потому что этим занимаются абсолютно все.

– Но мой брат честный политик! – возразил Зайцев.

– Дай-то Бог… – без энтузиазма ответил Гордеев. – Но в конце концов обнаруживается столько грязных делишек, и у подзащитных, и у их соперников, что где правда, где ложь, уже не понятно. Поймите, я ни в чем не хочу обвинять вашего брата, но я просто ненавижу дела подобного рода. Мне противно в них копаться.

– Вообще-то, на то вы и адвокат, чтобы копаться в разных неприятных делах, – прозвучал в трубке довольно веский ответ.

– Да, но каждый адвокат волен выбирать себе то дело, которое ему по душе, с которым он в силах совладать, – не менее веско ответил Гордеев.

– Есть много дел, которые нам не по душе, – возразил Зайцев, – однако и их тоже надо как-то решать.

– Константин Павлович, милый, поймите, я не из собственной прихоти отказываюсь, я действительно ненавижу такие дела и не уверен, что смогу выручить вашего брата.

– А если я попрошу вас… То есть я и так прошу вас. Но прошу вас как друга. Помогите.

– Константин Павлович!.. – взмолился Гордеев.

– Ну что же вы, Юрий Петрович!

– Я не отказываюсь помогать вашему брату. Но сама эта атмосфера! Я ненавижу политические игры… Вот если у вас возникнет еще какая-нибудь проблема со строительством, милости прошу.

– Тогда посоветуйте, к кому мне обратиться. Порекомендуйте мне какого-нибудь хорошего, – он особенно выделил это слово – «хорошего», – адвоката, которому было бы не противно в этом участвовать. И который принес бы конкретную пользу. А то, знаете, город у нас хоть и не такой маленький, но все же не Москва, и если сейчас не восстановить доброе имя, то…

– Черт! – вдруг выругался Гордеев.

– Что? – переспросил Зайцев. – Знаете хороших адвокатов, которые бы согласились?

С минуту помолчав, Гордеев вдруг встрепенулся:

– Как вы сказали город, то есть область, называется?

– Андреевск. Андреевская область.

– Хорошо… Да, хорошо, – задумчиво проговорил Гордеев.

– Что «хорошо»? – поинтересовался Зайцев.

– Пожалуй… – Гордеев подумал несколько секунд, а затем решительно заявил: – Я берусь за это дело.

– Вы это серьезно? – осторожно переспросил Зайцев.