– Сходи в отдел кадров и принеси мне все дела нашего департамента.

– Хорошо, Аркадий Петрович. Нам ждать кадровых перемен?

– Нет… просто принеси без лишних вопросов. Хорошо?

Аркадий положил трубку и снова подошел к окну.

Наступил вечер. Дождь лил как из ведра. Аркадий, в промокшей до основания одежде, вошел в подъезд собственного дома. «Гребаные метеорологи! Никогда не угадывают!» – бормотал он себе под нос, поднимаясь по лестнице, при этом на каждой из ступенек оставляя мокрые следы. Наконец! Его этаж. Аркадий остановился, кинул сумку с делами, которые он предусмотрительно взял для домашнего изучения, на пол перед входом в квартиру. «Зачем я остановился?» – еще витая где-то между реальностью и миром своих грез, подумал он и поймал себя на мысли, что не хочет открывать эту дверь. Ту самую дверь, за которой прожил уже около пятнадцать лет. Не хочет встречать жену и слушать ее бессмысленные рассказы про то, как прошел день, про то, как они с дочкой играли в куклы и про то, что сейчас дочь уже спит и нужно вести себя как можно тише… Он стоял и просто молчал, уперевшись взглядом в гладкую поверхность двери. «Эх, черт! Нет сигаретки…» – вырвалось из его уст.

Он поднял сумку и обречённо толкнул дверь.

Войдя, Аркадий скинул с себя рубашку и оставил ее на полу рядом с уличной обувью. Из спальни вышла Лиза.

– Тише, Аркаш… Тише! Маша уже спит.

– Хорошо! – ответил он, не сбавив громкость своего голоса ни на йоту.

– Слушай, мы сегодня столько переделали. Я вычистила твое любимое кресло, чтобы ты не сердился. Теперь оно чистое и совсем не пахнет.

– Угу… – на ходу ответил Аркадий, вспоминая утреннее происшествие, как нечто туманное и сейчас уже не очень важное.

– Мне Машуля помогала, уже совсем взрослая стала.

– Угу… – ответил Аркадий, направляясь в дальнюю комнату с рабочими документами.

– Потом так наигрались с Машкой. Я тебе передать не могу, как мы хохотали, – улыбаясь, шепотом залепетала Лиза.

Аркадий протянул руку, чтобы открыть дверь дальней комнаты.

– Стой! – лицо Лизы изменилось. Теперь на нем были нотки недоумения и необъяснимого разочарования в муже, ведь она минуту назад проинформировала его о том, что их дочь спит.

Аркадий убрал руку от двери и со снисхождением посмотрел на жену.

– Маша… там Маша… неужели ты собрался в этой комнате работать с бумагами?

– А где мне еще работать? – нехотя продолжил диалог он.

– Можешь в спальне, – тебе никто мешать не будет.

– В спальне нет стола, – возразил Аркадий. Он даже не заглянул туда и еще на подступах к дому твердо знал, что работать будет именно в дальней комнате. Но обстоятельства внесли свои коррективы.

– Ну тогда на кухне…

Аркадий взглянул на кухонный стол – там стояла тарелка со следами прокисшего молока. Рядом с тарелкой была начатая коробка из-под кукурузных хлопьев.

– Не беспокойся, я сейчас уберу, – Лиза подошла к столу и собрала в руку хлопья, что лежали вокруг, затем бросила их обратно в пачку. Тарелку она осторожно положила в мойку, – я завтра помою, хорошо?

Аркадий несколько мгновений молчал и отрешенным взглядом смотрел на жену, затем грустно, почти скорбно согласился.

– Ну ладно… тогда не буду мешать… Не засиживайся! – Лиза ушла в спальню.

Аркадий провел ее взглядом. Будучи наедине с собой, он выложил из сумки увесистую папку и взвалил ее на стол. Вздохнул. Осмотрелся.

Уличный фонарь, наполнял кухню тускло-желтым свечением, которое придавало одиночеству Аркадия благородный оттенок мистицизма.

О чем он думал в те минуты, находясь в собственной квартире, одиноко восседающий на старой табуретке у стола, на котором покорно томилась стопка документов? О прошлом? О настоящем? О будущем?