Я изо всех сил замотал головой, отгоняя наваждение. Тем временем дед Егор и Ванька усадили меня на скамейку возле крыльца. Баба Дуся охала рядом. Когда я пришел в себя и звон в ушах стал отступать, вернулась боль. Я увидел, что дед Егор, обмыв мою ногу водой, прикладывает к ней какую-то толченую траву и заматывает полотенцем.

– Это что, – промямлил я, – а йода у вас нет?

– Какой йод, – нервничал Ванька, – тут врач нужен! Может тетю Машу позовем?

– Ничего не надо, кость цела… сейчас посижу немного, полегчает…

Я стоически выдерживал накатывающую волнами боль.

– Эта травка поможет, – успокаивал дед Егор, – эта травка непростая… та самая, за которой я для Дуси ходил…

Спустя пять минут, действительно, мне стало легче. Я заверил, что ничего страшного не случилось, и мы наконец, переместились за уличный стол, который накрыла для нас к завтраку баба Дуся.

Поздний завтрак плавно перетек в обед. Мы сидели в саду, под старой яблоней, наслаждаясь свежим воздухом и чудесным солнечным днем. То ли травка деда Егора так на меня подействовала, то ли ночь, полная кошмарных снов, но скоро я задремал, положив голову на руки. Не успел я провалиться в забытье, как картинка в моем полусне начала дрожать, расплываться, и передо мной вновь возникла темная фигура. Нарастающий звон в ушах заставил поморщиться даже во сне, я закрыл уши руками, а фигура снова начала приближаться ко мне, только на этот раз я увидел ее черную сморщенную руку, которая потянулась ко мне, желая задушить. Во сне я не мог двигаться, я прирос к месту, точно заколдованный, и ощущение отчаянного бессилия накрыло, как волна. Его рука тянулась к моему горлу, но вместо этого я почувствовал сильный рывок на шее – это монах сорвал с меня крестик. В ужасе я очнулся, схватившись за серебряную цепочку. Она была цела.

– Ну и спать ты, Максим! – прокряхтел дед Егор. – Часа два уж спишь сидя! Поди в дом, что ли, ложись!

Меня словно облили ведром холодной воды. Два часа?! Ведь я задремал всего на пару минут…

– Нет, спасибо, успею еще. Дело у меня есть… Пойду разыщу Ваньку.

– Он на пруд пошел. Какое там дело… Отдыхайте, покуда можно. Нога как, болит?

– Ничего, заживет.

Морщась от боли, я поковылял на пруд.

Как и условились, мы с Ванькой вскрыли мой дом, расшив от досок входную дверь. В доме было темно и тихо. Я включил пробки. Слава Богу, проводка оказалась цела, несмотря на то, что несколько лет никто не бывал здесь.

Голова закружилась от воспоминаний, когда в нос ударил знакомый запах деревенского жилья. Словно вся жизнь пронеслась перед глазами.

– Все в порядке здесь! – констатировал Ванька. – Разве что мыши побегали, но в целом все в ажуре. Пол не сгнил, мебель на месте. Ты чего хотел-то?

Я оставил его вопрос без ответа, молча направившись в свою бывшую комнатку. Одиноко, пусто было здесь. А сколько счастливых дней провел я в ней, будучи ребенком, затем подростком! Все, все было позади…

Большая комната, где стояла печка, и старый круглый стол мысленно возвращали в прошлое. Я почувствовал какую-то безысходную тоску. Заглянул под диван: там даже пыли почти не было. Как и прежде, лежала кочерга, жившая в летнее время почему-то именно там. За занавеской на окне стоял горшок с забытой засохшей геранью. Я сглотнул комок в горле.

– Ты чего хотел-то? – Ваньке явно наскучило все это. – Чего ищешь? Скажи хоть.

Я и сам не знал. Что-то подтолкнуло меня подняться на чердак. Нога засаднила особенно сильно, когда я поднимался по узкой лесенке наверх. Ванька пошел за мной. Наверху я по привычке нащупал большой рыболовный фонарь, стоящий на полу слева от лестницы. Но он не включился – вероятно, батарейки все-таки отсырели. Ванька быстро нашелся и включил подсветку на своем мобильном.