Так и здешняя, удаленная и уединенная их килпалинская и еще Этьенна Павла Тополевка. Она такая одна во всем мире, и они буквально ненадолго её покидали идя в магазин за провиантом в Хаилино, чтобы муки, и чай, а еще и сахарок прикупить, и также быстро они вдвоем возвращались именно сюда, так как из землицы здешней буквально нафаршированной всеми её не нами спрятанными драгоценностями шла именно для них особая энергетическая мелкая и мельчайшая, только ими ощутимая вибрация, которая, так энергетически их подпитывает, когда уже и все сюжеты перебрал и когда, как бы всех героев из местного люду давно ты в творческой напруге прорисовал.
И однако, только по утру первый лучик Солнца, выйдя из облаков и из-за здешних сопок ты сам спозаранку просыпался, ты шел на бесконечно журчащую реку, умывал своё лицо и глаза той чистой и пречистой такой ароматной платиновой здешней водицей – нилгыкын мымыл и наступало, особое Время и приходило, стоило той водице высохнуть на коже твоей и приходило абсолютно новое, только твоё видение этого, меняющегося буквально на глазах окружения, так как и этот первый августовский морозец, и листья на раз после него приобретали особый золотисто-охристый твой любимый оттенок, и сам золотой дождик как и рембрандтовской «Данаи» из рук самого Бога здешних гор и сопок Зевса в твои руки сам лился, так как стоило ему Кириллу, зачерпнуть горсть здешнего мелкого и мельчайшего песка и, выбрать ему камешки, как в руках его сверкали особым отблеском все фиолетовые аметисты, вымытые водой и всё те едва видимые не вооруженным глазом миллиграммы злата, переливчато, играющего в лучах самого восходящего и зовущего к труду здешнего его Солнца, чтобы снова на его и на их лицах, появилась улыбка радости и даже их счастья, от изнутри идущего обретения ими обоими и того особого только их видения, которого нет ни в одной столице, хоть в ближайшем перенаселенном двадцатимиллионном их японском Токио, не то в Пекине где никто людей еще и не считал или нашей родной одиннадцатимиллионной как и здесь в Тихом океане одиннадцати километров глубины Москве, нисколько не говоря уж о туманном Лондоне, где и дышать-то уже нечем от люду того съехавшего со всего мира, чтобы там растворить все свои от природы данные им таланты.
И вот сам Кирилл Килпалин и послушный его младший ученик Этьенна Павел от такого видения и от такого утреннего ими обретения, расправляли тогда свои плечи, дышали глубже и глубже, и шли они по тропиночке узкой в землянку, где Дарья уже давно поутру, затопила металлическую печь, где ароматный и терпкий чай на здешней ароматной княженике и на божественном золотом корне, впитавшем все силы землицы этой удивительной хаилинской нисколько не жадничая со своих клеток и со своих клеточек, как и рыба здешняя он, отдавал им ту свою энергию каждой их давно проснувшейся клеточке, наполняя и одухотворяя их новым видением, наполняя их особым ощущением ценности места где они теперь обитают и еще так долго живут. А Кирилл Килпалин как себя помнил с 1 марта 1930 года в этих краях и весях ветвейямских и еще хаилинских, а уж Павел Этьенна тот по моложе, он с 1962 года и только здесь, и не где иначе вот уже 28 годок как здесь, на земле этой благодатной и на такой богатой.
А именно сегодня во дворе 1990 год, теплый август. И никто не знает, что его божественному учителю и осталось-то всего-то здесь на его Тополевке один такой короткий годок, когда замыслов ведь громадье и сборник сказок окончательно ему еще отредактировать, и эту пишущую машинку из райкома прислали словарь русско-нымыланский завершить бы ему, и еще пару бы картин за зиму с ваять, да и философское размышление его о жизни и о зарождении жизни написать бы ему еще.