И у одного это проходит буквально через неделю, а у иного и всю жизнь не покидает душу его, как и все видения здешнего нымылана Кирилла Килпалина. Ему достаточно было, возвратиться после беседы со мною из Хаилино его ту родную в свою Тополевку, чтобы внове взять кисть и писать, беспрестанно писать, наслаждаясь затем, как и я в мечтах своих эротических не самим тем результатом, а бесконечно наслаждаясь самим процессом созидания и творения его. Понятно, что он, как Александр Иванов из 1835 года не мог вот так по двадцать лет, чтобы до самого до 1855 года не отходить от своего полотна, чтобы ему писать одну единственную свою картину «Явление Христа народу. Явление Мессии».

Да, и здесь в Хаилине его и на Тополевке именно такого не могло и быть, так как та злая бурая медведица Умка со своими не по дням, а по часам растущим на кормах здешних таких обильных и таких жирно брюхих медвежатами сыном Вехом и дочерью её Олелей, она и они втроём не только могли весь его юкольник темной ночью обобрать до той последней рыбки, чтобы набить ими свои безразмерные брюха. А вот она, будучи посильнее нас, могла и дверь выломать в домике его утлом, и краски его масляные и еще художественные такие вкусные съесть на закусочку и, картину его буквально в клочья изорвать, так как ей и её медвежьему сознанию, та изображенная на полотне красная, выпрыгивающая из воды рыба, что он изображал на своих полотнах, она ей казалась, при её то зрении близоруком, такими правдивыми, а другого более чуткого к его искусству ценителя ему и не требовалось здесь на его Тополевке, что исходящее от природы её медвежьей желание поймать ту плещущуюся рыбку, что остановить то её желание, вонзить в её бока свои острые и длинные когти, чтобы затем жирок с тех пульсирующий прежней силой и даже особой тихоокеанскою энтропией физической с боков стекали по её черным губам, по её белым длинным зубам, чтобы тот рыбий питательный жирок, заполнял её откуда-то даже изнутри.

И понятно, что та абсолютно дикая бурая медведица здешняя Умка Большая не дала бы ему все двадцать лет, чтобы она смотрела на этот нарисованный и написанный им вывенский крутой перекат, как бы здешний камчатский перекат нашей всей жизни, когда с одной стороны геологи с их современной тракторной и вездеходной техникой, ищут буквально недалеко в ручье Левтырынинваяма и у горы Ледяной платину, а на другом и левом берегу, что ближе к сердцу нашему, он наш художник и он охотник-промысловик в своей углубленной в здешнюю богатую землю земляночке, на недалеком взгорочке, пишет ту бурую здешнюю хаилинскую уже довольно таки старую медведицу – Умку Большую, которая и, это так естественно, и сама она царица здешняя, и она же владычица здешняя Тополевская и Хаилинская, да и одновременно прокурорша она наша, которая заранее знает кому здесь быть и даже кому здесь жить, а кому из нас не стоит в эти края и хаживать или, чтобы еще и захаживать.

И вот, после таких рассуждений о самой здешней Камчатской природе всей и о его Тополевке килпалинской теперь, именно она сосредоточила на себе мой взгляд та полунагая от природы своей в девичестве своём прекрасная «Даная» (1636-1647). А у художника, почти одиннадцать лет ушло у творца напряженного труда художника, а ныне картина бережно хранится в Эрмитаже в Санкт-Петербурге и она нисколько, не похожа на своих других предшественников, и название её стало известно только из описи имущества художника, сделанной кем-то в далеком 1656 году и вот здесь, и, соединяется само моё Время и его художника особое и только его личное Пространство, когда мы узнаем новые его творения, когда видим его особый одиннадцатилетний взгляд на его действительность, так как не будучи, влюбленным лично я бы не писал ту картину как он ровно одиннадцать лет каждодневно трудясь над ней.