Он без труда часто вечерами рассказывал нам о том, что ему поведали его деды, а тем его дедам их деды и его родители, а также он делился всем тем древним, впитанным еще может быть его генами опытом своего нымыланско-олюторского здешнего народа, который, даже не имея современных технических средств передачи и накопления информации, из уст в уста не раз и не два передавал самое важное и самое значимое в их многовековой жизни на камчатском полуострове, может с момента, как четыре тысячи лет назад со своими стадиями они вышли сначала на берега Охотского, а затем по замерзшему льду и Берингова моря. И это всё было и в их народном эпосе, и было не раз им рассказано в тех сказках, которые здешние камчатские нымыланские дети, слышали, может быть еще у своей младенческой колыбели, и та их вера, с которой они шли по своим жизненным тропам, впитывая, как губка окружающую их информацию, идущую здесь буквально из-под земли, вместе с её особой вибрацией и её гулом часто и без всякой системы извергающихся здесь величественных вулканов и даже грозных, периодически в разных участках часто независимых от самих вулканов возникающих от подвижек гигантских материковых плит здешних не очень и страшных для тех, кто их пережил землетрясений.

И сколько раз затем его родная и беззаветно любимая им мать Рультын Анна Кирилловна, его отец Лэхтыле Василий Васильевич и незабываемые им никогда светлые образы деда Рультын Кирилла и все его родные, и близкие будут смотреть с его особенных пламенно дышащих здешней тундрняною жизнью с его никем не повторённых, соломенно-коричневых картин, никто и никогда не скажет, так как ни в том марте 1930, ни ранее здесь не было настоящих и пламенных фотографов, да еще может быть, и не было современной пленочной на серебре, а тем более современной ХХI века цифровой фотографии, когда облик человека может быть сохранен или в чередующихся чёрных точках на фотопленке или, как сегодня, даже на особом магнитном флешносителе в хаотически повторяющихся цифрах из единиц и нулей, и уж затем, тем электронным прибором особым образом, преобразован в черно-белое или цветное, или даже объемное 3D-изображение уже, отпечатанное на струйном цветном принтере. Да и не было тогда в 30-х годах таких, как сегодня DVD-проигрывателей, которые позволяют увидеть на экране жидкокристаллического дисплея не только облик родного человека, но и увидеть его неповторимые плавные движения в обворожительном береговых чаек танце здешнем или еще, услышать его уникальный тихий голос, обращенный именно к тебе и в эту минуту. И только, его цепкая на события жизни детская память, ничем иным здесь и не обременяя, записала тогда в 30-х годах в неизвестных науке ячейках его мозга, никем не разгаданных еще ячейках его мозга и сохранила все то так надолго, и никем не забываемое тепло той её полупустой материнской груди, которая сама, теряя все жизненные силы от болезней, кормила его почти до 3-х лет, чтобы, отдавая ему своё жизненное тепло самой потихоньку, как та церковная моя свеча сгорать уж навсегда, оставаясь только светлым лучиком в памяти его и даже в моей.

И та его особо цепкая память хранила и её такие теплые, нежные редкие поцелуи, и те прикосновения её иногда холодных, с мороза, но таких лаковых материнских её рук, она хранила даже мотивы её колыбельной песни, только может быть ей известные и ею, придуманные именно для него единственного, под которые он, укрытый мягкими августовскими шкурами оленя, накормленный уже увядающей грудью матери легко и быстро растя, и мужая, засыпал, чтобы всё это, происходящее вокруг него легко на самом подсознательном уровне запоминать и затем быстро расти и становиться в светоча нашего. И еще расти, чтобы затем становиться уникальным здешним нымыланским художником и еще настоящим сильным человеком, а также охотником-промысловиком, а еще настоящим и таким бесстрастным выразителем дум и мыслей своего маленького нымыланско-корякского, олюторско-чукотского и всего камчатского народа, пришедшего в этим просторные свободные благодатные края невесть и когда, из такой глубокой древности, что многие уже и позабыли те особые времена, когда и теплолюбивые мамонты здесь жили и реки были такие переполненные красной здешней анадромной рыбой… И, то вероятно, были другие люди, и язык их вероятно с веками, что естественно, менялся, сливаясь воедино с другими языками по пути сюда, впитывая какие-то новые и особые свои интонации, неповторимые распевные нотки и особые здешние твердые, как и камни, здешние звуки «ы» и особые нотки их здешнего «ы», как бы отсутствовавшие у других народов и у других языков, особенно в европейской части нашей Родины.