Конечно, горько видеть, как человек умный, который может помочь и дать дельный совет своему ближнему, теряется в момент столкновения с проблемами собственными, рассеивая прежнюю трезвость взгляда и становясь наивным словно дитя. Рома не отдавал себе отчета в том, что внутри у него все бьется, рвется наружу, что мечты являют собой потребность жизни – жизни бурлящей, где происходит безостановочное взаимодействие, где люди спорят, испытывают, познают, – и лишь уверял себя, что он особенный, не такой, как все, и раз внутренний мир богаче, то данные увлечения ему не по душе.

Рома включил фильм и с неподдельным интересом продолжил следить за волнениями женской груди, о подробностях которой имел весьма смутные представления, потому что еще ни разу не наблюдал ее вживую.



7


Пятница, вечер, конец трудовой недели. Кабак забит народом. Люди наконец вдохнули жизнь полной грудью и теперь радуются, смеются, разговаривают. Хоть и испускают они порой звуки дикие – осуждать их за свое увлечение мы не станем, потому что хорошо знаем природу человека, а именно, что в душе его всегда живет частичка капризного ребенка. Теперь, когда за спиной осталось пять отпаханных дней, а на носу висит время безграничного отдыха и свободы – им хочется немного подурачиться.

Так отчего ж не вскинуть голову усачу, который расположился за дальним столиком, и не залиться ему искристым смехом? А этим мужикам в кожаных куртках? – отчего ж им не брякнуть гранеными кружками, когда они для этого и предназначены? Отчего ж девкам в поисках бесплатной выпивки не поглазеть на четырех молодцов, которые появились в дверях и, забыв про головные уборы да выстроившись случайно по росту, решительно зашагали по кабаку?

Несложно догадаться, что этими молодцами были Рома Зубренко и три его друга – Серега, Стас и Максимка.

Эта компания была такова, что в ней не было серой пташки, так же как и кого-то выдающегося, который бы затмил своим сиянием других. Конечно, каждый считал себя лучшим – такова уж природа самцов, – но если судить объективно, то все они имели достоинства и были хороши по-своему. Так, к примеру, Серега славился легким взглядом на вещи, общительностью и прагматичностью, отчего он, увидев огромную очередь, которая отделяла от столь желанного предмета, тотчас же стал замышлять всевозможные хитрости.

Серега: – Вот тебе и на. Не будем же мы стоять двадцать минут?!

Рома: – А что, разве у тебя есть другие варианты? Придется, – спокойно ответил он, больше интересуясь блеском разноцветных бутылок за стойкой, нежели разговором об очереди.

Серега: – Есть один. Идите, кто-нибудь, займите столик, а я… О! Смотрите! Ха-ха! Сколько лет, сколько зим? Дружище! – вдруг вскрикнул он, поднял руку в знак приветствия и двинулся вглубь.

Поджимая голову, дабы не удариться об лампы, Серега пробрался во главу очереди. Он похлопал какому-то пареньку по плечу и, шепнув что-то на ухо, показал бармену две ладошки с растопыренными пальцами, что на языке жестов означало десять литров пива.

Серега: – Ну что, видали, – сказал он своим друзьям, – видали, как дела делаются?

Стас: – Да, ты и вправду хорош. Я действительно подумал, что это твой знакомый.

Серега: – Хрена с два! Вы видели его вообще?

Рома: – Нет. С ним что-то не так?

Серега: – Этот парнишка в спортивных штанах и с кривым носом… быдлятина какая-то, проще говоря!

Стас: – И он тебе ни слова не сказал, когда ты пристроился?

Серега: – Не успел. Я ему сам говорю: видишь тех трех типов? Вякнешь хоть что-то, они тебе зубы выбьют! А мне пива…

Стас: – Ха-ха! И вправду, я уже как неделю не брился. Совсем на разбойника похож, – он вскинул голову и показал щетинистую шею.