Очевидно, он был человеком образованным и разносторонним. Среди десятков его книг я обнаружил множество романов, хроники с описаниями различных битв и путешествий, и даже пару научных трудов: один был посвящен астрономии, а второй, что удивило меня больше всего, – традициям пеллийского театра. Его я раскрыл, полистал, и… не стал читать, уж больно непонятными показались мне описания странных правил сценического искусства, принятых в далекой и пока незнакомой мне стране. Позже, конечно, я познакомился с этой книгой поближе…

Тило, знавший карту ветров как свою ладонь, маневрировал столь умело, что за весь переход нам ни разу не пришлось разводить пары: барк уверенно шел под парусами, и тратить драгоценный уголь не было необходимости. В целом переход прошел вполне безмятежно. В Саскии Тило удалось закупить достаточное количество продовольствия, и мрачным предсказаниям Эйно о сухарях с гнилой солониной не суждено было сбыться. И вот, одним поздним вечером, когда я привычно сидел в своей каюте над книгой, меня вызвали на мостик. Задув масляную лампу, я поспешно набросил на плечи куртку и покинул каюту.

Наверху, в ярком свете нескольких больших фонарей, стояли Эйно, Ута и Тило. В руках они держали бокалы – рядом с ними я заметил пару корзин с вином и снедью.

– Маяк! – блестя глазами, возвестил Эйно и протянул мне серебряный бокал. – Впередсмотрящие увидели маяк! Это остров Лаэ… Тило и на этот раз вывел нас домой точно, как по нитке.

Я сразу вспомнил карту, которую изучал в штурманской рубке у старика Тило. Лаэ был большим островом, первым в цепи островов, с которых, собственно, и начиналась Пеллия. Значит, мы наконец прибыли! Дрожа от нахлынувшего возбуждения, я залпом выпил вино. В этот момент барк начал поворот, и через несколько мгновений все мы увидели, как по левому борту загорелись две далекие белые звездочки – низко, едва возвышаясь над темнеющим горизонтом. Я знал: теперь мы пройдем проливами, чтобы пристать к материку. Наверное, уже завтра я смогу сойти на берег.

Четверть часа спустя, когда барк приблизился к острову, обходя его справа, мы увидели далекие россыпи огней портового города. Всех охватило ликование. Мои спутники много месяцев не были дома, и зрелище родных берегов вызвало у них приступ буйного веселья. За борт то и дело порхали пустые бутылки. Разошлись мы, наверное, за полночь. Лаэ остался далеко за кормой, рулевые вели судно к материку.

…И после завтрака, поднявшись на мостик, я смог наконец увидеть Пеллию.

«Бринлееф» приближался к берегу. Сперва на горизонте появились далекие еще горы, густо поросшие темно-зеленым лесом. Прихлебывая вино, я не отрывал глаз от мощного морского бинокля – и вскоре увидел темные башни огромного города, привольно раскинувшегося на берегах широкой, усеянной мачтами бухты. Ветер был хорош. Наш барк стал терять паруса, снижая скорость, рулевой покатил его нос вправо. Я развернулся на левый борт.

Я никогда не видел таких судов – стремительные силуэты многомачтовых кораблей, заполонившие бухту, подминали собой немногочисленные, как мне казалось, шхуны и рыбачьи баркасы. Их, этих удлиненных, казавшихся приземистыми, парусных гигантов здесь было не менее сотни. Барк шел к левой оконечности бухты, где возле высоких каменных причалов стояли несколько явно военных кораблей, несущих вдоль бортов десятки темных пушечных портов. По мере приближения к суше мое внимание целиком переключилось на открывающийся передо мной город.

Он буквально тонул в зелени. Среди пышных садов и искусственных парков возвышались необычные ступенчатые дворцы и здания поскромнее – тяжеловесные и в то же время преисполненные своеобразного зловещего изящества, словно дракон, вставший на дыбы. У некоторых самых высоких строений я насчитал до десятка этажей! Прямоугольные, узкие, словно воздетый к небесам палец, башни удивительным образом перетекали в легкие многоэтажные конструкции с острыми, часто сверкающими на солнце крышами, которые, в свою очередь, увенчивались миниатюрными «беседками» со шпилями поверху.