– Тот, Кто Охотится в Ночи и Пьет Кровь Своих Врагов, – сказал Кудесник. – У них здесь логово.
Планета взял планшет и постучал ногтем:
– Под нами огромные пустоты. Может они там и прячутся? Дьявол!
– Они очень опасны? – спросила Шакти, а Навах хмыкнул.
– Что будем делать? – поинтересовался Сворден Ферц.
Планета задумчиво почесал лысый череп:
– Бросить все вот так на полпути… Scheiße!
– Так как они выглядят? – спросил Навах.
– Похожи на собак, но с огромной головой и выпученными глазами, – терпеливо в который уже раз повторил Сворден Ферц.
– А может это и есть собаки? Местная разновидность? Собаки-мутанты?
– Они умеют разговаривать, – сказал Кудесник.
– Лаять? – повернулся к нему Планета.
– Разговаривать. По-человечески. Попадаются такие твари, которые могут делать это почти как люди. Иногда они заманивают людей в лес, изображая из себя заблудившегося или раненого.
– Ерунда, – сказал Планета, не давая тягостной тишине ни мгновения на появление. – Местные попугаи. Имитируют человеческую речь, а дикарям кажется, что звери с ними разговаривают. Суеверия!
– Не знаю, что такое суеверия, – вежливо возразил Кудесник, – но предполагаю, что это такое ваше название для несуществующих вещей, в которые верят люди. Эти звери – не суеверие. И то, что они могут говорить, – тоже не суеверие. Не повторять слова за человеком, а говорить как человек.
Голос Кудесника оставался ровным, но птаха на его плече демонстрировала высшую степень раздражения – скакала туда-сюда, выдирала клочки шерсти из одежды, хватала за ухо хозяина, широко разевала клюв и клекотала.
– Новая разумная раса? – спросила Шакти.
– При обнаружении на планете любых следов разумной деятельности следует немедленно эвакуироваться, по возможности уничтожив все следы собственного там пребывания, – процитировал Навах злополучное дополнение к Уставу. – Значит, эвакуация?
– Следов разумной деятельности большеголовых мы еще не обнаружили, – поправил Сворден Ферц. – И вряд ли обнаружим, кроме каких-нибудь нор.
– А может это – они? – вскинула голову Шакти.
– Кто – они? – Планета тяжело посмотрел на нее.
– Ну…
– Они не были собаками, – отрезал Планета.
– Насколько мне помнится, еще ничего не доказано… И вряд ли когда будет доказано, – поправил Навах.
– Эти твари, к тому же, опасны, – сказала Шакти. – Они могут в любой момент напасть на нас…
Кудесник вдруг хохотнул, словно услышал нечто забавное. Птаха присела, растопырила крылья, вытянула шею и широко разинула клюв. Сворден Ферц никогда не видел как смеются птицы, но, наверное, они делают именно так.
– А что вы тогда почувствовали? – поинтересовался Навах у Свордена Ферца.
– Сложно описать… Какой-то очень неясный эмоциональный фон. И злоба, и голод, и желание напасть, и… что-то еще… – Сворден Ферц бессильно защелкал пальцами, но не мог подобрать нужного слова.
– Зависть, – вдруг сказала Шакти. – Когда мы стояли обнявшись, в них вдруг появилась зависть.
– Хм… Может они вам завидовали, – пробурчал Планета.
– Вряд ли. Они ведь звери, они не могли в полной мере оценить эротические отношения представителей чуждой расы.
– Могли или не могли? – Планета живо обернулся к помрачневшему Наваху.
– Я не знаю какого рода эротическим отношениям стали свидетелями гипотетические представители неизвестной разумной расы, – сухо ответил Навах.
Планета требовательно посмотрел на Свордена Ферца.
– Мы стояли… ну, почти обнявшись.
У Свордена Ферца возникло стойкое ощущение, что его помимо воли хотят затащить в какую-то весьма запутанную сеть взаимоотношений между Планетой, Шакти и Навахом. Причем, если Планета делал это почти открыто, Шакти играла на недомолвках и откровенно передергивала, то Навах, изображая из себя нечто вроде уязвленной жертвы, на самом деле прекрасно понимал все ходы своих коллег. На мгновение Свордену Ферцу показалось, что каким-то чудом он перенесся в почти родную атмосферу Адмиралтейства со всеми его интригами, заговорами, временными союзами, полунамеками, подставами и провокациями, цена которым не только завоеванный статус, а сама жизнь.