– Вот здесь сразу четыре человека, видите? – Хмелева перегнулась через стол, показывая пальцем. – А на этой только два. Один, как мне показалось, смотрит на меня. Я чуть не села! А здесь я снимала через уличное стекло, видите lens flare?

– Что? – Аксенов внимательно рассматривал фотографию, на которой была запечатлена темно-синяя «ГАЗель» и три человека у раскрытой задней дверцы. – Что вы сказали?

– Lens flare, блики на стекле от солнца.

– Это по-английски?

– Да.

– Лэнз флейр, – протянул Аксенов. – Ну что ж, Людмила Ивановна, большое вам спасибо. Вы нам помогли.

– Не знаю, – Хмелева пожала острыми плечиками. – Вам виднее. Жаль, конечно, что лиц на фотографии не видно. Самая ценная деталь, на мой взгляд, это машина. А боевики все одинаковые, как роботы: рост, комплекция.

– Комментарии к фотографиям?

– No comments. Так я пошла? Пропуск нигде не надо подписывать?

От двери она улыбнулась Аксенову и вышла из кабинета. Через пару секунд дверь снова открылась, пропуская Прокопца.

– Кто эта девочка? – спросил помощник.

– О черт! Петро, догони ее, отдай паспорт.

Прокопец отсутствовал минут пять.

– Где тебя носит? – недовольно спросил Аксенов и перенес гнев на вчерашнего свидетеля. – Хотел бы я посмотреть на того знатока стрелкового оружия, который опознал в руках преступников вариант десантного автомата Калашникова. На, смотри, где ты видишь такой? – Аксенов разложил перед помощником фотографии. – Больше смахивает на израильский «узи».

Прокопец с шумом подвинул стул.

– Да, действительно. Мне проконсультироваться насчет этого вида оружия или вы сами?

– Давай ты. Я прогуляюсь по «Радуге».

В десять утра Аксенов входил в универмаг. Когда беседуешь с людьми во второй, третий раз, всегда узнаешь что-то новое, порой весьма ценное. Следователь остановился. Вот здесь, слева и справа от него, вчера стояли два человека. Расследование продолжалось уже второй день, а Аксенов так и не знал, как называть преступников. В разговорах с помощником и оперативниками из милиции, которые вошли в состав следственной группы, он ни разу не назвал их бандитами. «Язык не поворачивается», – признавался себе советник юстиции. То же самое, наверное, происходило и с Прокопцом. Во всяком случае, Аксенов не слышал от помощника слова «бандиты». «А может, он прислушивается ко мне и как бы контролирует себя?» Вряд ли; значит, над ним тоже что-то незримо довлеет. Некое уважение к преступникам, что ли? Маловероятно.

Понять бы почему, рассуждал следователь. Он с удовольствием выпил стакан ледяной кока-колы. Голова после вчерашнего вечера болела и отзывалась медной пустотой. Он посмотрел на лестницу. «Освободите проход!» Аксенов вплотную приблизился к прилавку. Примерно так повели себя посетители универмага, стоя возле отдела с прохладительными напитками. Он мысленно проводил взглядом боевую группу.

«Что это мне дало?» – спросил он себя. Пока ничего.

Следователь бросил пустой стаканчик в контейнер и ступенька за ступенькой стал преодолевать лестничный марш: четыре... десять... шестнадцать – один пролет; шесть... восемь... двенадцать – второй. Понять и, может быть, приблизиться к истине, продолжил он размышления. Нет, «истина» – звучит напыщенно и в то же время как-то дешево, в данном случае ценности в ней маловато, как в простенькой бижутерии. Хотя смотрится, что и говорить. Издалека смотрится.

Остановившись у прилавка с бижутерией, Аксенов поздоровался с продавщицей. Она ответила на приветствие и на всякий случай улыбнулась. «Сейчас будет думать, откуда она меня знает. Не вспомнит, конечно, и решит, что я «гнилой интеллигент».