Во дворце Куракина камер-паж, наконец, отоспался. Ближе к вечеру к нему заглянул гостеприимный хозяин. Князь Александр Борисович тоже был наслышан о похождениях подопечного. Он сообщил, что большинство браков заключаются не по любви. Мужья, как правило, намного лет старше своих суженых. Очень часто отцы девиц выдают их замуж за своих однолеток – друзей и сослуживцев. Случается, что кто-то приглядит на балу невесту. Затем узнает о состоянии ее родителей. Если те в долгах – выкупает их векселя и закладные расписки на имения. После предлагает девушке руку и сердце. Родители возражают – требует немедленно вернуть долги. Согласны – прощает им долги. Разумеется, рассматривается происхождение, титул, количество крепостных, прочие доходы жениха, его положение при дворе, на государственной службе. Случается, что жених вдов. Его дети от первого брака старше невесты. Но уж больно хочется пожилому господину иметь молодую, еще ребенка, жену. Потом проходит лет десять. Дамочка полна сил и желаний, а супруг уже стар, болен, немощен. Вот и ищут молодые прелестницы утех на стороне – со сверстниками.

– Что представляет Мария Антоновна Нарышкина? И государь, и государыня велели мне держаться от нее подальше.

– Мария Святополк-Четвертинская – польская княжна. Монарх наш овладел ею, когда той было пятнадцать лет от роду. Чтобы скрыть грех, выдал ее замуж за своего лучшего друга Дмитрия Нарышкина. Тот, дабы угодить будущему императору женился. К своим несметным богатствам получил огромное состояние. Словом, доволен. Ну а государь открыто сожительствует с красоткой уже пять лет. Она даже дочь от него родила. При этом поглядывает на сверстников – своих, поляков. Будь с нею острожен. Ею слово значит больше, чем слово государыни Елизаветы Алексеевны.

– Царица – святой человек! Прощает.

– Куда она денется? Если разведется, у нее два пути: либо в монастырь, либо назад – домой в Германию. Кто ее там ждет? Правда, Елизавета Алексеевна нашла утешение в объятиях польского князя Адама Чарторыйского. Этого Адама мы, слава Богу, спровадили министром в королевство Сардиния. У итальянцев от жары совсем мозги расплавились. Вот мы им подсунули молодого реформатора…

Чернышёв пошел по рукам. Одни женщины сменяли в его постели других. Совсем юные, средних лет, пожилые – все были довольны силой, выносливостью, изобретательностью в любовных утехах. Не доволен был лишь придворный медик Виллие.

– Я с ума сойду от обилия ваших связей и попаду в желтый дом, – ворчал он.

Какое-то время хмурился государь, коему не нравилась самостоятельность Чернышёва. Затем он оттаял и на очередной донос о похождениях молодого человека и вопрос: «Что изволите делать с Чернышёвым, Ваше Величество?» ответил:

– Изволю завидовать Чернышёву!

С той поры слухи и сплетни о камер-паже прекратились.

Промозглую питерскую осень сменила мягкая и снежная балтийская зима. К Рождеству потянулись в столицу престарелые мужья придворных дам. Генералы, послы, губернаторы ехали в Петербург, дабы предстать перед государем с всеподданнейшими докладами о положении дел во вверенных им военных частях, посольствах, губерниях. Перед этим встречались с родственниками и друзьями – приближенными императора. Просили замолвить словечко перед царем, чтобы монарх, оценив их заслуги, пожаловал титулом, орденом, чином, крепостными, прочими милостями. Женщины же, чуя скорый приезд постылых мужей, отдавались Чернышёву с такой страстью и ненасытностью, словно делали это в последний раз. Затем, с приездом рогоносцев, страсти поутихли и у молодого человека выдались несколько недель отдыха. Теперь дежурные фрейлины не искали близости с камер-пажом, а лишь холодно кивали ему при встречах. Никто не прижимался к Александру, никто не говорил ласковых слов. Государь посмеивался, приговаривая: