«Ты ослабила бдительность, поскольку давно не была здесь; следует быть осторожнее», – прозвучало предупреждение в голове Хаён. Опасаясь, что доктор Чхве может вернуться к вопросу об обещании, данном отцу, она быстро задала встречный вопрос:

– Где такой продают?

– Мне его прислал друг из Посона. Это весенний сбор прошлого года. Нежный аромат, да?

– Я тоже была в Посоне. Горы представляли собой одно сплошное поле зеленого чая…

Хаён никогда не была в Посоне, и все, что она знала, было почерпнуто из интернет-фотографий полей посонского зеленого чая. Иногда ее рот извергает ложь прежде, чем она успевала осознать это. В последнее время такое происходило редко, но приход сюда, видимо, активировал забытые привычки.

Хаён гоняла чай языком, делая вид, что наслаждается ароматом, а в это время перебирала в голове истории, которые может поведать госпоже Чхве. В такие моменты разумнее дождаться, когда заговорит собеседник, нежели открывать рот первым. Как и ожидалось, госпожа Чхве не заставила себя ждать с вопросом:

– У тебя все нормально? Что с тобой произошло?

– Знаете что? Все дети в мире несчастны.

– А?..

– Нет, конечно, вам ли не знать. Вы каждый день встречаете здесь таких детей…

– Ты чувствуешь себя несчастной?

– Да. Это ужасно и грустно. – Слова обладают страшной силой. Эмоции, которые, казалось, еще недавно утихли, стали вновь нарастать. Может быть, дело в погоде, но настроение Хаён прыгало туда-обратно, как на американских горках, по несколько раз на дню.

– Что заставило тебя чувствовать себя ужасно и грустно?

Интонация, с которой говорила госпожа Чхве, раздражала. Было даже интересно, неужели она до сих пор воспринимает ее двенадцатилетней малолеткой, попавшей в первый раз на прием четыре года назад? Даже тогда Хаён ненавидела, что с ней обращаются как с малышкой.

То, что она была ребенком, не снижало ее умственные способности, но доктор Чхве вела с ней диалог, как с детсадовкой. И это касается не только госпожи Чхве. Взрослые полагают, что раз они дети, то незрелы и ничего ни в чем не смыслят. «Некоторые дети гораздо умнее и проницательнее, чем вы думаете. Я замечаю и храню внутри себя больше, чем показываю вам. Хватит смотреть на меня свысока…» Бывают моменты, когда ей хочется так сказать.

– Что заставляет меня чувствовать себя ужасно и грустно? Такие взрослые, как вы. В ваших глазах я все еще ребенок, а мне уже шестнадцать… – Хаён не заметила, как рассердилась и вывалила все это в глаза доктору Чхве.

– Ты так это восприняла? Прости, тебе, должно быть, был неприятен мой тон…

От такого неискреннего извинения кипел мозг. Хаён хотела было что-то добавить, но подумала, что разозлится еще больше, и отвернулась.

– Шестнадцать… да, ты действительно выросла. Теперь тебя нельзя назвать ребенком.

– …

– Ты поэтому сейчас рассердилась? Потому что родители относятся к тебе как к ребенку? Что они сказали?

Услышав вопрос госпожи Чхве, Хаён начала растягивать в разные стороны игрушку, которую вертела в руках. Даже сейчас ее все еще злило произошедшее за ужином. Голова вновь раскалывалась, как только она возвращалась мыслями к тому, что случилось несколько часов назад. Руки начали растягивать куклу еще сильнее.

– Почему они поступают, как хотят?! Они ничего мне не говорят и поступают, как им вздумается.

– Верно, вы семья, но, если взрослые принимают решения, не беря во внимание твое мнение, это неизбежно вызывает гнев. Что сделали твои родители?

«Упс», – подумала Хаён. В такие моменты, если потерять самоконтроль, можно незаметно для себя самого раскрыть свои истинные чувства.

У нее вдруг родились опасения, что доктору Чхве известно все, начиная со дня их встречи четыре года назад. «Могла ли она видеть то, что я пыталась скрыть, но при этом просто наблюдала и анализировала?» По правде говоря, опытный специалист с острым чутьем мог бы распознать ложь двенадцатилетнего ребенка.