Открыв глаза, Сонечка Талисманова обнаружила за открытым окном накрапывающий дождь, потянулась и поняла, почему так сладко спалось до полудня. Она встала, высунулась в окно. Почти полчаса Соня медленно и тщательно разглядывала мир спокойного двора, детский сад, целующуюся на скамейке в беседке парочку, старушек у подъезда, соседа с третьего этажа с закрепленными чуть повыше локтя захватами протеза – здоровой рукой он судорожно цеплялся за поводок, на котором его волокла огромная лохматая собака. Голуби в лужах на асфальте и запах новорожденных тополиных листьев.

– Ма! – крикнула Соня и обнаружила, что она в квартире одна. Сбросив на пол длинную рубашку тонкого полотна, Соня с кошачьей грацией прошлась возле зеркала в прихожей сначала совсем голой, потом в огромной шляпе с перьями, потом, скрючившись и шаркая, в шляпе и старых горных ботинках, потом босиком, танцуя маленького лебедя, потом сбросила шляпу и просто некоторое время любовалась нежным свечением в сумраке коридора хрупкого, почти неразвитого тела.

Сонечка натягивала трусики, лежа на ковре и болтая ногами, когда зазвонил телефон. Еще минут пятнадцать она разговаривала, надевая шорты и перебирая футболки в шкафу. Натянутый провод телефона опрокинул большую вазу с засушенными зонтичными, Соня наступила на сухие растения, они зловеще хрустнули. Уходя, Соня провозилась в коридоре еще минут пять, потому что не могла найти ключи. Она захлопнула дверь в два сорок шесть пополудни, сбежала по ступенькам вниз, в дверях подъезда еле успела прижаться к стене – огромный сенбернар проволок мимо нее соседа, сосед скороговоркой пробормотал угрозу в ее адрес. Два сорок восемь – Соня заворачивает за угол дома, направляясь к автобусной остановке. Соня старается не смотреть в окно на первом этаже, но этот тип уже там, она чувствует его и не глядя.

– Девочка, девочка, смотри, что покажу!

Соня ничего не может с собой поделать, она поднимает глаза, и ноги сами останавливаются. Перед ней в открытом окне, как в замедленном кино, вырастает отекшее лицо на совершенно лысой голове, голова тянет за собой массивную шею и чудовищные, в бицепсах, плечи – на зависть любому культуристу, потом – полуокружья груди, инвалид подтягивается на руках, уперевшись в поручни невидимой коляски, подмигивает и гримасничает, обещая необычайное зрелище там, внизу живота. Соня начинает медленно приседать, это старая игра, инвалид начинает сердиться, его гримасы выдают затаенную злобу, он вытягивается сколько может, но Соня приседает, оставляя видимой для себя только голову, плечи и грудь, ей уже становится смешно – два пятьдесят шесть, когда инвалид вдруг тяжело падает, и странный металлический лязг коляски настораживает до испуга.

– Эй! – неуверенно говорит Соня, оглядывается и становится на цыпочки. Опасаясь ловушки, она отходит подальше и видит в открытом окне инвалида с упавшей на грудь головой и маленькую темную дырочку на этой груди. Слева.

– Как это? – спрашивает Соня, ноги ее подкашиваются, она падает на коленки, закрыв лицо руками. Мертвое тело дергается от второго попадания, коляска тоже дергается и отъезжает назад. Когда Соня поднимает голову, она видит на раздутых мышцах груди уже две дырочки. В три ноль две Соня Талисманова начинает наконец вести себя соответственно обстановке. Она визжит, ползет на коленках по траве, плачет и кричит одновременно.

В три сорок, зареванная и перепуганная, она влетает в отделение УВД Западного округа. Дежурный, увидев Соню, вскакивает.

– Майора Карпелова, пожалуйста, позовите Карпелова, – просит Соня. Из открытых дверей ближайшей комнаты выходит сотрудник с чашкой чаю в руках, дежурный пятится, не сводя глаз с маленькой женщины. – Позови Карпелова, в меня стреляли! – кричит Соня и, размахнувшись, бьет по столу своей сумочкой.